— Хорошо, — я хитро прищурился и протянул кадровику лист. — Только у меня к вам тоже просьба небольшая будет. Мне бы комнату в общежитии МВД получить. Я вот рапорт написал даже. Но сказали, что визу с ходатайством нужно на нем поставить от имени начальника кадров.

— А зачем тебе комната? — нахмурился майор. — В квартире плохо?

— Отец у меня вернулся, что без вести пропавшим числился. Несподручно мне с родителями в таком возрасте жить.

— Отец? — Криволапов поправил густую шевелюру. — А мы в анкете указали, что только мать у тебя, надо данные его срочно вписать и запросы отправить на него по-быстрому, дело на поступление в школу милиции уже сформировано, считай. По спецпроверкам с отцом твоим точно проблем не будет? Не сидевший? А то забреют твою кандидатуру.

— Все нормально, он не зэк. Просто решил на время сменить обстановку. Судимостей не имеет, перед законом официально чист, — про тёрки с конторой и скандал в местной прессе пятилетней давности я, конечно же, промолчал.

— Ну и ладненько, только комната тебе отдельная, Петров, не положена. Не буду я писать ходатайство. Семейным комнаты дают или сиротам. А у тебя прописка родительская имеется и обеспеченность жилплощадью нормам соответствует. Стало быть, в улучшении жилищных условий ты не нуждаешься.

— Да как же не нуждаюсь? А если жениться надумаю?

— Вот принесешь свидетельство о браке, тогда и поговорим.

— Ясно… А когда, говорите, журналист придет?

— Сегодня вечером.

— Извините, товарищ майор, но до вечера я могу забыть, что там ему говорить про наше славное УВД. Вот если бы вы ходатайство черканули… Обещаю, я бы тогда постарался назубок выучить до вечера все ваши пожелания к даче интервью. А то с памятью у меня не очень.

— Петров! — рявкнул кадровик. — Ты еще торговаться со мной будешь! Это указание руководства. Доведешь до журналиста нужную информацию. То, о чем тебе рассказал! Ясно? Никакой самодеятельности.

— Простите, Василь Васильевич, но я подзабыл. Что там надо сказать? Что руководство УВД вместе со мной задерживало маньяка? Или лучше сказать, что меня там вообще не было? Прошу прощения, правда забыл…

Майор сначала насупился, попыхтел, зажевав один ус, потом нехотя пробурчал:

— Ладно, давай свой рапорт.

Я протянул ему листок. Криволапов по-начальственному широким росчерком написал: “Ходатайствую по существу рапорта”, поставил свои регалии, подпись и дату. Протянул мне документ и уже без злобы добавил:

— Отдай его в жилкомиссию, потом у коменданта общежития ключи получишь. Должны быть у них в резерве комнаты свободные. Для всяких непредвиденных заселений.

— Есть отдать в жилкомиссию. Спасибо, товарищ майор.

— Ну ты это… Про меня упомяни только. С журналистом когда разговаривать будешь… Не забудь.

— Будет сделано. Маньяка, товарищ майор, на всех хватит.

***

— Да куда ты лепишь? — ворчал отец. — Не видишь, что вкось получается? И откуда такие руки у тебя кривые?

— Есть в кого, — огрызнулся я. — Думаешь, я обои каждый день наклеиваю? Первый раз в жизни этим занимаюсь. Лучше б шабашников наняли. Послушал тебя, думал, ты умеешь.

Целый день мы с батей пыхтели в комнатке двенадцать квадратов, что выдали мне в общаге, и пытались залепить стены бумажными рулонами простеньких обоев с блеклым рисунком в виде бежевых цветочков на фоне непритязательной рогожки. Это были самые “красивые” обои в местном магазине. Других в нашем хозмаге отродясь не наблюдалось. И по плотности они близки далеко не к ватману, а, скорее, к туалетной бумаге.

Отец мужественно пытался руководить нелегким процессом. Но прораб из него, как из меня — рабочий. После нескольких неудачных попыток нам удалось навостриться более или менее ровно пришлепывать на бугристые крашеные стены бумажные ленты.

Бумага, размоченная клейстером, который мать наварила из крахмала, норовила расползтись прямо в руках, не успев даже соприкоснуться со стенами.

Но мы не теряли надежды и оттачивали навык отделочников, матюгаясь, комкали порванные полосы и отрезали новые. За это время успели пару раз между собой поругаться. Еще два раза отец порывался уйти и бросить “неблагодарного” сына, которому он так бескорыстно помогает, одного заниматься этой ерундой.

Недаром говорят, если хотите поссориться, поклейте вместе обои. Помню, в прошлой жизни одни мои знакомые, брак которых и так трещал по швам, решили не рисковать и наняли специального человека для поклейки у себя дома злосчастных обоев. Жена долго и тщательно выбирала нужного кандидата для такого важного процесса. Наконец, сравнив кучу отзывов и проштудировав десятки объявлений, нашла на Авито подходящего работника. Им оказалась миловидная девушка лет тридцати. Обои поклеила быстро, качественно и трезво. И взяла недорого. Хозяйка поначалу была очень довольна. Но работница прихватила и ее мужа. Увела мужика. Что начертано обоями, того не избежать.

К вечеру наши художества были закончены. Я грустно осмотрел “хоромы”. Побеленный с разводами потолок и рельефные стены, что продавливали бугорки через бумагу, смотрелись немного убого, но зато по-советски простенько и жизненно. Евроремонтов еще не изобрели, и советские граждане не особо обращали внимание на такие мелочи, как неровные стены и кривые потолки. Стены и коврами, в конце концов, завешать можно, а на потолок повесить огромную люстру с кучей “хрустальных” висюлек.

— Эх! — отец снял с головы заляпанную известкой бумажную треуголку. — Надо было все-таки стены газетами вначале обклеить. Ровнее бы смотрелось.

— Я не привередливый, — успокоил я его. — Ровность стен не влияет на мое настроение. Это же общага. Ты лучше скажи, что с окном делать будем?

— Как — что? Красить. В несколько слоев придется.

Я недоуменно смотрел на окно и соображал, как такое вообще можно реанимировать. Оно явно уже лет десять как просилось на свалку.

Но в советское время окна, двери и сопутствующие им проемы и фурнитура были предметами чисто заводскими, никаких частных предприятий по производству этого добра не наблюдалось, и собственно, технологий тоже не было. Такие вещи ставились раз и навсегда. Пока стоит дом — держатся в нем все те же окна. И всю жизнь несчастные рассохшиеся и покосившиеся рамы красили, замазывали, затыкали в них щели, но никогда не меняли. Вставляли лишь стекла при необходимости. Благо, стекло и штапик в продаже всегда были.

Целых три дня наши неумелые руки вершили ремонт в комнатушке. Пришлось на это дело угробить два выходных и еще взять один отгул на работе в счет переработок.

А на следующий день я с гордостью оглядывал всю нехитрую обстановку. Пружинную кровать, матрац и подушку мне выдала