Шрифт:
Закладка:
Вытащив тряпку из ящика, я протер ботинки и низ штанин, после чего и направился к кабинету директора. За матовым стеклом виднелось два неясных силуэта. Винсент сидел за столом, судья же растекся в предназначенном для посетителей кожаном кресле. Сквозь дверь звучал низкий голос гостя, однако мне не удалось разобрать ни слова.
Я постучался и получил разрешение войти. Увидев меня, директор нахмурился.
— Можно вас на пару слов? — спросил я, мельком глянув в сторону судьи.
Я уже говорил, что Винсент не дурак, и мое предложение его нисколько не удивило.
— Разумеется. Прошу меня извинить, ваша честь.
Мы прошли к моему кабинету и закрыли за собой дверь. Винсент, бесстрастно изучив кавардак на столе, остановился, опершись обеими руками о спинку заваленного папками стула, и устремил на меня пытливый взгляд.
— Что удалось выяснить?
Вытащив из кармана рисунки, я тщательно их разгладил и разложил на столе.
— Коннел сказал, что судья принес фотографию дочери. Похожа ли она на убитую женщину, которую нашли в реке?
— Сходство очень большое, — шумно вздохнул директор. — А это кто? — спросил он, подняв портрет мужчины.
— Его снимок нашли у жертвы, — объяснил я и вкратце рассказал об утренних событиях, не забыв упомянуть об инициалах на медальоне.
— Инициалы совпадают, — заключил Винсент. — Ее… — замялся он, подбирая слова, — ее обесчестили перед смертью?
— Нет, хотя юбки были распороты до талии, словно убийца намеревался ее изнасиловать. — Помолчав, я добавил: — Медицинский эксперт утверждает, что девушку задушили, а порезы на запястьях нанесли после смерти. Я съездил в морг, а Стайлза с портретами отправил в Марилебон, Челси и Мейфэр.
— Почему только в эти три района?
— Они выглядят наиболее обещающими, однако, похоже, старались мы напрасно. Как его зовут? — кивнул я на дверь кабинета директора.
— Мэтью Альберт, проживает на Портман-сквер, в Мейфэре.
Я невольно вздрогнул. Пропавшая женщина — миссис Бэкфорд — жила совсем неподалеку от Альбертов, и преступления в этом квартале Мейфэра случались нечасто. Другое дело, что Лондон меняется.
— Значит, убитую — а это наверняка дочь судьи, — зовут Роуз.
«Р» — вторая буква с медальона. Итак, два инициала сошлись.
— Ей двадцать, не замужем. Вчера вечером была на балу у лорда Харви.
Винсент потер лоб тыльной стороной ладони, словно испытав внезапный приступ мигрени. Интересно, что именно так расстроило шефа в этом деле? Должно быть, думает: раз убита девушка одного с ним сословия, значит, подобное несчастье вполне может случиться и с кем-то из близких.
— Нам не следует выносить сор из избы, — заметил Винсент, отняв руку от головы. — Не хватало, чтобы газеты трубили о том, что мы не в состоянии обеспечить безопасность наших юных леди, уж не говоря обо всем прочем.
Спору нет, но причина, о которой говорил директор, была не единственной. Хоть один громкий заголовок — и расследование превратится в настоящий цирк. Найдется куча людей, которые что-то слышали или видели, и девяносто девять процентов их показаний уведут нас не в ту сторону.
— Вряд ли газеты в курсе. У причала не было ни души.
— Хоть это радует, — мрачно сказал Винсент. — Судья принес хорошую фотографию, и все же проявите осмотрительность. Заявите о совпадении, если будете полностью уверены.
Можно подумать, я хоть раз действовал иначе.
— У судьи, конечно, возникнут вопросы, и лучше, чтобы вы смогли ответить на каждый из них.
Переведя дух, директор направился к своему кабинету и открыл дверь.
Судья оказался крупным, заметно толстеющим мужчиной, хотя покрой одежды явно был призван скрыть полноту. В пухлой руке посетитель сжимал снимок в серебряной рамке. Бьюсь об заклад: сегодня Альберт не сделал еще ни шага по улице — мое лицо отразилось в его до блеска начищенных туфлях.
Директор остановился у стола.
— Ваша честь, хотел представить вам инспектора Майкла Корравана. Сегодня утром его вызывали в участок речной полиции.
Судья насупился, и Винсент продолжил:
— Прошу показать инспектору фотоснимок дочери.
Альберт вставать не собирался, так что мне пришлось сделать несколько шагов вперед и принять из его рук рамку, оказавшуюся весьма увесистой. Чистое серебро, не иначе. Снимок с нанесением ретуши в виде естественных цветов был дорогим, сделанным по последнему слову фотографической науки. Я долго изучал лицо девушки, помня, что смерть искажает лицо жертвы. Без сомнений, убитая — Роуз Альберт.
— Мне очень жаль, однако сегодня утром на реке нашли мертвую женщину. Судя по фотографии — убита именно ваша дочь.
— Не несите чушь! — грубо оборвал меня судья. — Она на пушечный выстрел не подходит к Темзе.
На подобную враждебность я уже давно научился не обращать внимания, поэтому невозмутимо продолжил:
— На шее убитой обнаружили медальон в форме сердечка размером около дюйма. На украшении выгравирована монограмма «Р. А. Е.».
— А я что говорю? — махнул рукой судья. — У Роуз ничего в этом роде нет.
— Девушка была одета в дорогое платье из темно-синей парчи, расшитой серебристой нитью, — вновь заговорил я, пока не пытаясь настаивать на совпадении инициалов. — Лиф обшит жемчужинами, рукава длиной чуть ниже плеча. Юбка со шлейфом.
На этот раз мне удалось поколебать уверенность Альберта. Несколько раз быстро моргнув, он признал упавшим голосом:
— У нее есть такое платье — от Уорта, из Парижа. Покупали на Рю де ля Пэ.
Удивительно, какие подробности вспоминают люди в подобные минуты. Понять несложно — судья, например, цеплялся за известные ему факты, пытаясь не думать о том, что не укладывалось в голове.
— Как это случилось? — спросил он, сглотнув ком в горле.
Я взял паузу, оглянувшись на Винсента.
— Я задал вопрос: как это случилось? — Глаза Альберта полыхнули гневом. — Отвечайте! Или вы ничего не знаете, черт бы вас побрал?
— Ее задушили и бросили в маленькую лодку, — сдержавшись, ответил я. — Обнаружили тело в районе Лаймхауса. Полагаем, что ваша дочь не мучилась перед смертью.
Этого мы точно не знали, но я решил, что лучше солгать.
У судьи побелели