— Пойдём-ка, парень.

Дерек вскинул глаза: над ним стоял почему-то не ушедший за Грэхардом Брайт.

Вскочив, Дерек нервно поёжился, ожидая самого дурного.

Брайт, видимо, разгадал его мысли — это было несложно, потому что Дерек совсем не умел скрывать своих чувств, и его страх читался с его лица вполне отчётливо, — и ворчливо пояснил:

— Да не собирается тебя никто наказывать. — И добавил: — Разговор есть.

Зажав в кулаке один подобранный осколок дудочки, Дерек кивнул и пошёл вслед за Брайтом.

Тот привёл его в свою комнату — ему как командиру и наставнику принца полагалась своя, пусть и небольшая, но отдельная.

Усадив Дерека на единственный стул и сам усевшись на кровать, Брайт, однако, не спешил начать разговор, мрачно глядя куда-то в окно. Дерек украдкой понаблюдал, как хмурится его выразительное лицо, на котором первые морщины нарисовали рельефный и мужественный узор. Брайт всегда его пугал — своей строгой манерой, суровостью и нетерпением к малейшей небрежности со стороны своих подчинённых, — но и вызывал восхищение своим боевым мастерством и мудростью.

Меж тем, собравшись, наконец, с мыслями, Брайт заговорил:

— У его высочества до тебя ординарцем года три был один славный марианский парнишка, — Дерек удивился тому тёплому оттенку, который в этот момент прозвучал в голосе сурового воина. — Хороший парень, старательный, и верный очень, — Брайт пожевал губами, глядя не то в окно, не то в свои воспоминания. — И на свирели играл прекрасно.

Дерек не совсем понял, к чему это вступление: неужто прошлый ординарец задал такие стандарты игры на свирели, что Грэхарда так оскорбила его дилетантские попытки что-то насвистеть?

Недоумение его, впрочем, скоро разрешилось, потому что Брайт сухо заключил:

— Он так тогда и не докончил мелодию. Поймал спиной стрелу, предназначенную его высочеству.

Дерек нервно сглотнул: он как-то не подумал, что служба ньонскому принцу может быть такой опасной, и его предшественник кончил весьма трагично, а не просто продвинулся по службе на чин повыше.

Брайт встал, заложил руки за спину и подошёл к окну. По выражению скорби в его позе, лице и голосе Дерек понял, что прошлый ординарец был дорог и ему.

— Его высочество очень близко к сердцу принял тот случай, — глухо сообщил Брайт и пояснил: — Умирать самому куда легче, чем принимать то, что другие расплачиваются своей жизнью, чтобы жил ты.

Он говорил как человек, которого это касается лично, и Дерек подумал, что, видимо, и ему приходилось терять людей, которые умерли вместо него, и что, должно быть, в самом деле проще самому сто раз умереть.

— Это я предложил его высочеству на это место раба купить, — продолжил, меж тем, Брайт, поворачиваясь к Дереку, — мол, не так жалко будет, если что.

Глухая боль заставила Дерека опустить глаза. Сердце его треснуло в этот момент, как та дудочка под ногой Грэхарда. Он отчаянно сжал в кулаке осколок своей подруги, пытаясь отвлечься на эту простую боль.

«Конечно, — сердито пояснил он сам себе, — людей не для того превращают в вещи, чтобы потом о них жалеть».

Довод был справедливый, но ужасно обидный.

Поразглядывав поникшего Дерека, Брайт сухо отметил:

— Никогда в жизни так не ошибался.

Уголок рта Дерека дёрнулся в несвойственной ему усмешке. От горечи и обиды ему хотелось сказать что-то резкое — что-то про то, что не так уж он дорого Грэхарду обошёлся, и прекрасно тот купит на его место кого угодно другого, — но он не осмелился.

— Ты стал дорог его высочеству, — вывел его из болезненных мыслей серьёзный и глубокий голос Брайта.

Дерек вскинул на него удивлённые глаза.

Он ожидал чего угодно, но не такого странного вывода.

С чего бы ему быть кому-то дорогим? Брайт сам же только что и сказал, что его потому и купили, что раба не жалко будет!

Его ошеломлённое недоумение легко читалось и с его открытого распахнутого взгляда, и с выражения искреннего подвижного лица. Брайт усмехнулся и поддел:

— Ты что же, даже не заметил, что ты единственный человек, которому его высочество позволил обращаться к нему неформально?

Дерек заморгал часто, беспомощно и растерянно.

Он никогда об этом не задумывался.

Он сперва не очень-то хорошо говорил по-ньонски, и принц, в самом деле, поправлял чуть ли ни каждую его фразу — а он только старательно запоминал и заучивал, никогда не переспрашивая и стараясь столь прилежно, чтобы повторять одно и то же замечание дважды не пришлось. Он даже не заметил, как Грэхард переправил ему обращение — и даже не задумался, почему, просто решил, что таковы загадочные ньонские обычаи.

Но, в самом деле, абсолютно все — включая даже самого Брайта! наставника и учителя! — обращались к принцу исключительно по титулу и в уважительной форме.

Только сам Дерек постоянно фамильярно ему тыкал и звал через раз по имени — и даже не обращал на это внимания, привыкнув, что так нужно. Потому сам Грэхард его так однажды поправил, и он с тех пор так и стал говорить.

Неизвестно, сколько времени потребовалось бы Дереку, чтобы справиться с потрясением от этого открытия, но их разговор был прерван самим принцем.

Стремительно ворвавшись в комнату — как всегда без стука — он тут же начал с претензий.

— Зачем ты моего ординарца выкрал?! — грозно поинтересовался он у Брайта, не глядя при этом на самого Дерека.

Совершенно невозмутимый Брайт повернулся к Грэхарду и спокойно ответил:

— Знаете ли, мой принц, люди имеют свойство огорчаться, когда у них вырывают из рук их вещи и ломают их у них на глазах.

Грэхард поперхнулся вдохом; бросил на Дерека взгляд весьма ошарашенный; потом снова посмотрел на Брайта, грозно хмуря брови — впрочем, некоторая выступившая у него на щеках краснота говорила, что он не столько разгневан, сколько смущён.

— Ну, знаешь ли!.. — рыкнул он, не закончил претензию, резко развернулся и почти выбежал наружу.

Дерек скукожился на своём стуле, не зная, куда себя деть от смущения. Он полагал, что принц вполне вправе гневаться — ему ведь пришлось самому, лично, разыскивать своего ординарца, который, видите ли, вместо своих прямых обязанностей развлекался дурацким свистом!

Некоторое время в комнате стояла тишина.

— Его высочество, — тихо, словно размышляя вслух, сказал, наконец, Брайт, — имеет все задатки для того, чтобы стать великим человеком. Одного ему не достаёт, — с горечью отметил он, — умения обуздывать свой гнев.

Вот с этим постулатом Дерек был полностью согласен: эмоциональный и порывистый Грэхард абсолютно не умел справляться со своим взрывным нравом, от чего постоянно страдали все