Держи рот на замке, Адди. Мы только что обсудили это, тупица.

«Вы пережили сильную травму, и несмотря на то, что все говорят…»

он бросил на Рио неприязненный взгляд — «ты нужна нам в отличной форме».

Я нужна им в форме, чтобы я чего-то стоила. Но я не спорить, не тогда, когда это выгодно мне. Исцеление означает получение энергии для бегства.

Облизывая губы, я спрашиваю: «Какой сегодня день?»

«Ты действительно думаешь, что это важно?» рявкает Рик. «Ты не имеешь права задавать вопросы».

Я изо всех сил стараюсь не разевать рот в ответ. Мои губы дрожат от желания произнести мерзкие, полные ненависти слова выплеснуться через них. Но мне удается воздержаться.

«Сегодня четверг», — все равно отвечает доктор Гаррисон, не обращая внимания на грязный взгляд грязного человека.

Четверг…

Прошло уже пять дней с момента автокатастрофы.

Зейд уже искал бы меня. Скорее всего, он сошел с ума и на взводе… Господи, он, наверное, собирается убить много людей. Нет, он определенно. И когда ухмылка начинает формироваться, я знаю, что этот человек хорошо и действительно развратил меня.

«Что-то смешное?» спрашивает Рик. Я подавляю ухмылку и качаю головой, но все, о чем я могу думать, это то, что, хотя я могу умереть, все они тоже умрут. И их конец будет намного хуже, чем мой.

По мере того, как фантазии укореняются во всех способах, которыми Зейд будет сеять хаос, мои веки начинают тяжелеть, а усталость усугубляет тот небольшой всплеск адреналина, на котором я работала.

Трое мужчин внимательно наблюдают за мной, даже в моем сотрясенном, разбитом состоянии, мне не нужен ученый, чтобы сказать мне, что чем бы он меня ни накачал, это не морфий.

Мой взгляд падает на Рио, и мои веки непроизвольно закрываются, прежде чем я заставляю их открыть. Его губы кривятся по бокам, сухое веселье клубится в этих темных ямках.

«Пора спать, принцесса».

Глава 2

Охотник

Люди нечасто удивляют меня.

Я ожидаю худшего от всех, даже от себя. Особенно от себя.

Но когда этот голос пробивается сквозь туман агонии, затуманивающий мою голову, я чувствую только удивление и холодное давление металла в задней части моего черепа.

«Рад, что ты смог это понять, Джейсон Скотт. Теперь посмотрим на руки, иначе эта единственная пуля окажется в обеих ваших гребаных головах».

Точное ощущение отражается на лице Джея, когда его черты стихают, а глаза расширяются, его голос наполняется полным недоумением, когда он произносит: «Ты?».

«Да. Я».

Мать… ублюдок.

Мой разум мечется, перебирая в памяти каждую встречу с ней и пытаясь понять. Понять, как, блядь, я упустил это — упустил, что она волк в овечьей шкуре.

Она играла свою роль чертовски хорошо.

«Знаешь, это действительно задевает мои чувства», — говорю я сквозь стиснутые зубы, мышцы в моей челюсти пульсируют.

«Почему у меня такое чувство, что ты это переживешь?»

Откуда-то слева от меня раздается измученный мужской крик, тяжелый дым скрывает его.

Где-то взорвалась бомба, отбросив меня назад к каменному алтарю, который они использовали для своих жертвенных ритуалов. Я понятия не имею, какой урон я получил, но если нарастающая боль во всем теле о чем-то говорит, мне нужно попасть в больницу.

И мне не нужна гребаная гадалка, чтобы сообщить мне, что получение помощи не в моем ближайшем будущем.

Рукотворная подземная пещера, в которой мы находимся, все еще кишит хаосом, вопли агонии и ужаса отскакивают от каменных стен, усиливая стук в моем черепе.

В этой дыре Общество приносит в жертву детей. Какой-то вид посвящение, чтобы быть принятыми в клуб, который предоставляет им достаточное количество невинных для изнасилования и убийства.

Просочившиеся видео появились в темной паутине, первое было девять месяцев назад… С тех пор я работал день и ночь, чтобы попасть на этот ритуал.

И, наконец, мне это удалось.

Но, очевидно, Общество предвидело мое появление и спланировало его.

Дэн — человек, который устроил меня туда — упомянул, что они поймали преступника, который сливал видео.

Я был слишком отвлечен, чтобы понять, что это ловушка, когда еще одно видео всплыло в Интернете. Видео, которое было намеренно загружено, зная, что я увижу его и найду дорогу в клуб. Они заманивали меня, чтобы забрать меня.

«Ты стоил мне маленькой девочки, Зи», — говорит сучка сзади меня.

«Похоже, ты знала, что это риск», — отвечаю я, слегка задыхаясь. Больно даже дышать, и боль усиливается с каждой секундой.

Маленькую девочку, которую принесли на алтарь мне и трем другим мужчинам. унесли отсюда, надеюсь, до взрыва. Я доверил ее безопасность одному из моих людей, Майклу, но от него пока ничего не слышно.

«Вставайте оба. Вы идете со мной».

«Может, мне сейчас и хреновато, но не жди, что я не убью тебя тебя при первой же возможности», — предупреждаю я, едва не застонав от спазмов в спине.

Черт, больше всего на свете я хотел бы, чтобы все это дерьмо было как в кино, где когда тебя взрывают бомбой и сразу после этого спасают мир. возможно.

«Ты не сделаешь этого, Зи. Хочешь знать, почему?»

Я замираю, в животе уже зарождается тоскливое чувство. Это как будто пасть Челюстей только что открылась, и мое сердце — это ничего не подозревающий пловца, которого вот-вот проглотят целиком. Ей лучше не говорить того, что, блядь, или я сойду с ума.

Мой голос смертельно спокоен, когда я говорю: «Клянусь всем святым, я уничтожу тебя, если ты тронешь мою девочку».

Ее ответное молчание говорит о многом, и все вокруг становится черным. Мое зрение потухает, и цунами ярости обрушивается на меня. Я сжимаю кулаки, пытаясь восстановить контроль над собой.

«Зейд».

Нетерпение грызет мое терпение, крича, чтобы я встал и нашел свою маленькую мышку. Мне нужно добраться до нее сейчас, пока они не завели ее слишком далеко.

«Зейд».

Кто знает, как далеко они ее уже завели? Как сильно они ранили ей.

Мое тело напряглось от этой мысли, в голове промелькнули образы того. что они могут с ней сделать. Если они дотронутся до нее…

«Черт, Зейд! Посмотри на меня, мужик».

Голос Джея наконец-то слышен, но я не вижу его. Я ничего не вижу.

Пистолет сильнее прижимается к моей голове в качестве предупреждения. Я не помню, как я двигаюсь, но сейчас я стою на коленях, позвоночник прямой, я смотрю вперед. Вижу ничего, кроме видения,