Глава 2

1705 год, февраль, 5. Тула — Ферден

— Наше великолепие Демидыч! — степенно произнес упитанный такой, дородный купец, подняв рюмку.

— И здоровья прибавления Василич! — ответил Никита Демидов. И, чокнувшись со своим собеседником, выпил. А потом они начали смачно закусывать, благо что стол их натурально ломился…

Старая традиция демонстрации благополучия в оболочке гостеприимства — выставлять перед гостями самое лучшее. Вот у Демидова на столе и находилось все что только можно было достать. С его-то деньгами. Сам он по обыкновению с еще старых, скудных времен закусил хлебное вино хрустящим соленым огурчиком. Гость же смело зачерпнул ложечкой черной икры, а потом еще разок и еще. Да с горкой. Чего теряться то в гостях?

— Да… хорошо… — огладил себя по животу купец.

— Добро пошла. — согласился Никита, вернувшись к горячему, густому супу.

— Ты у нас — голова, Демидыч. Может подскажешь?

— А в чем? — насторожился заводчик.

— Вот скажи мне — на кой бес Петр Алексеевич всю эту возню с провинциями и уездами затеял? Чего его по-старому не жилось?

— Алексей Петрович то затеял.

— Сынок его?

— Он самый.

— Вот уж беда… ох и намаемся мы с ним. Вон — молодой да ранний. Весь с отца пошел. От горшка два вершка, а уже балует с размахом.

— Да и ростом он в батю — повыше меня уже вымахал. — усмехнулся Демидов.

— Да? Не знал.

— Ото же. Я с ним по несколько раз в году встречаюсь. Дела веду.

— Оттого и спрашиваю. Зачем?

— А ты как хотел?

— Как? Знамо, как. По-старому. А они все думают… думают. А, — махнул купец рукой. — Скорее бы повзрослели и стали соображать.

— А скажешь не кумекает? — добродушно усмехнулся заводчик.

— Иной раз мнится — что не кумекают. Вот я и спрашиваю — может я чего не разумеют? На кой бес эта вся катавасия? Какой с нее прок?

— Так ради нас с тобой он старается. Разве не углядел того?

— Как так? Не углядел. Вот те крест, — широко и размашисто перекрестился купец…

Алексей на том самом январском совещании предложил ряд административных мер. С тем, чтобы организовать перепись населения максимально простым способом. Во всяком случае, ему удалось убедить в этом отца и его окружение.

Вся страна была разделена по границам военных округов на дюжину губерний. Чтобы упростить решение административных и хозяйственных вопросы в предстоящем округам деле, да и потом. Гражданской властью заведовал назначаемый царем губернатор. Военными делами — генерал. Опять-таки поставляемый царем.

Каждая губерния делилась на уезды во главе с префектом. При этом часть крупных городов, таких как Москва, были выделены в самостоятельные уезды. Всего же их по всей России получилось 168. И уже они, в свою очередь, делились на районы во главе с избираемыми старостами. Из числа местных жителей. Что в реалиях России начала XVIII века выглядело странно и крайне непривычно.

Хуже того, при каждом губернаторе и префекте учреждалось земское собрание с маленькими, постоянно действующими управами. На содержании местных жителей, разумеется. А лидеры этих собраний — губернские или уездные предводители имели право прямого обращения к царю.

Собрания состояли из двух или трех курий, в зависимости от того, городской это район или обычный. Первая курия собиралась от землевладельцев, купцов и заводчиков. Вторая — от простых горожан и работников. Третья — от селян. С равновесностью голосов между куриями и распределением между ними лордов да дворян в зависимости от образа жизни.

В ведение таких собраний передавались местные дела. Содержание там путей сообщения, попечение о развитии местной торговли и производства, обеспечение народа продовольствием и так далее.

Это была вынужденная мера.

Скорее аварийная.

Из-за чего Петр на нее и пошел.

Образованных и грамотных чиновников в России хронически не хватало. А тех, кто при этом еще и не воровал отчаянным образом — и подавно. На перечет. Из-за чего на местах творилась сущая волокита, бардак и самоуправство. Да и чиновник, даже честный, исполнял инструкции и директивы, полученные в центре, как правило, не учитывая местной специфики. Из-за чего управление происходило крайне неэффективно[8].

Вот Алексей и предложил загрузить местных своими проблемами.

Им же надо.

А значит, что? Правильно. Пускай сами и вертятся. Ищут грамотных людей в эти управы. Или обучают. Или еще как выкручиваются. А губернаторы и префекты присмотрят.

Кроме того, царевич предложил создать небольшую канцелярию в Москве. Чтобы принимать ежегодные отчеты от земских властей по народонаселению, собранным налогам и прочим стандартным формам. С тем, чтобы можно было сравнивать с отчетами губернаторов и префектов. Очень неудобная штука для назначаемых чиновников. Ведь в случае расхождений могла приехать ревизионная комиссия…

Кроме того, это реформа была единственным путем к нормальной и адекватной переписи населения. Такой, без которой ввести подушную подать и навести порядок в налогах попросту не получилось бы. Во всяком случае в разумные сроки.

Старосты районные теперь сами были должны были своих людей по головам пересчитать. Да с указанием пола, возраста и профессии или талантов, ежели они имелись. А потом каждый год отчет подавать о движении народонаселения. И уездные предводители такой же отчет подавать должны были. И губернские.

Могли считать и через одного.

Не беда.

Да только в случае голода в эти районы помощь будет отсылаться сообразно названной численности едоков. Заявили сотню? На сотню и получите. Судьба остальных же остается на совести старосты. Пусть к нему жители претензии и предъявляют… хоть словами, хоть вилами…

Поначалу вряд ли все поверят. Крестьяне скептичны. Но после первых потрясений — должно утрястись.

В дополнение к этому Алексей планировал проводить выборочные ревизии. Уж что-что, а какой-нибудь район оцепить и вдумчиво проверить было можно. Сравнив с теми бумагами, что подавались наверх.

Ну и внутренний контроль. Куда без него? Ведь Алексей предложил царю ввести ответственность за склады те продовольственные, что для борьбы с голодом, их устроение и наполнение на управы и префектов с губернаторами. Да не простую ответственность, а головой и семейным имуществом. В новом законе вообще вопросам ответственности много внимания уделялось. Так что по идее все друг за другом должны будут присматривать. И постукивать. Тихонечко так…

— Мы с тобой, Василич, в уездное, а то и в губернское собрание войдем. Чай не последние люди. А значимо что?

— Что?

— Вот как губернатора держать будем, — сжал свой кулак Демидов. — И я ладно — дружбу вожу с царевичем. Да и к царю на поклон могу сходить, коли приспичит. Так что меня не обижают. А теперича и иных трогать особливо не станут.

— Дай-то Бог, — перекрестился купец. — Хотя верится с трудом.

— А чего тут верить? Губернатор али префект пожелает по обыкновению своему взятку взять. Ты давай. А сам бумажку о том посылай наверх. Так и так. Вымогал. Дал. Ну и, ежели совсем заест — ему все это припомнят. Что царь, что царевич за развитие торговли да дел заводских горой стоят. Не простят и не забудут.

— Так и они на нас будут бумажки собирать, — усмехнулся купец.

— А как же? Будут. Палка та о двух конца. Но все одно — продых будет. И не малый…

* * *

Меншиков медленно и торжественно зашел в довольно просторное помещение. И пройдя к своеобразному президиуму там и разместился. За столом. Небрежно бросив на него свою папку.

Рядом с ним встал какой-то упитанный мужчина в пышном наряде и переводчик. Мал-мало немецкий язык Александр Данилович разумел, но решил пока не светить этот факт и послушать, чего местные болтают.

Сел.

И медленно обвел взглядом присутствующих.

Таким характерным. Какой есть только у самых матерых конкурсных управляющих. Способным сходу оценить стоимость различного имущества.

Меншиков так смотреть умел.

И это было не имитация.

Причем настолько явно и рельефно проступало это его качество, что все присутствующие изрядно напряглись. А кто-то даже побледнел.

— Будет грабить. — невольно пронеслась мысль у большинства в голове.

Меншиков же выждав паузу, начал:

— Доброго вам дня. Начну с хорошего. Наш государь, Петр Алексеевич, зная о ваших бедах, решил оставить все налоги в ближайшие три года, собираемые в ваших землях, здесь. Пустив их на местные нужды.

По залу прокатился шелест вздохов. Скорее облегчения. Но сказать точно нельзя. Просто вздохов…

— Продолжу