из одиннадцати частей представляла бы собой ничтожную сумму. Арсенио, единственный дальновидный член семьи, предложил выкупить у братьев их долю с небольшими комиссионными. Сперва остальные сыновья восприняли его предложение как братскую услугу, поскольку поддержание старого дома превращалось в бесконечное множество сложностей, как объяснил мой отец. Никто в здравом уме не согласился бы в нем жить, но отцу требовалось место для детей, как родившихся, так и еще не рожденных; кроме того, имелась дряхлая свекровь и женины сестры, две старые девы, которые жили на его попечении. Он частями возвращал братьям долг, но со временем начал задерживать выплаты, а потом и вовсе платить перестал, и отношения между ними испортились. Отец не собирался обманывать братьев. Подвернулся шанс выгодно вложить деньги, и он решил рискнуть, дав себе слово, что непременно вернет сумму с процентами, но проходили годы, а он все оттягивал выплату, пока долг не был забыт окончательно.

По правде говоря, дом действительно был старой развалиной, однако вся усадьба занимала полквартала, а вход был с двух улиц. Жаль, у меня нет сейчас фотографии — я бы ее показала, Камило, потому что именно там начинается моя жизнь и мои воспоминания. Усадьба утратила свой лоск, отличавший ее в прежние благополучные времена, когда дед управлял многодетным семейным кланом и армией домашней прислуги и садовников, благодаря которым дом выглядел безупречно, а сад напоминал рай с фруктовыми деревьями, стеклянной оранжереей, где цвели экзотические орхидеи, и четырьмя мраморными статуями из греческой мифологии, как было принято в ту пору в аристократических семьях, творениями местных мастеров, вырезавших кладбищенские надгробия. Старых садовников не осталось, их сменила шайка бездельников, как говорил отец. «Если так будет продолжаться, сорняки проглотят дом», — повторял он, но ничего не предпринимал. Природа казалась ему вполне милой. чтобы любо ваться ею издалека, но не заслуживала пристального ими мания, которое он куда охотнее обращал на более прибыльные дела. Упадок поместья беспокоил его мало, он не собирался пользоваться им всю жизнь; дом ничего не стоил, но земля была хороша. Ее он планировал продать, когда она подскочит в цене, даже если придется ждать годы. Его кредо представляло собой известное клише: купить подешевле, продать подороже.

Высший класс перемещался в жилые кварталы подальше от государственных контор, рынков и пыльных площадей, загаженных голубями. Дома, подобные нашему, лихорадочно сносили, чтобы на освободившемся месте выстроить офисы или многоквартирное жилье для среднего класса. Столица была и остается одним из самых сегрегированных городов в мире, и, поскольку низшие классы постепенно занимали эти улицы, престижные в колониальные времена, отцу рано или поздно пришлось бы переселить свою семью в другое место, чтобы не ударить в грязь лицом в глазах друзей и знакомых. По просьбе мамы он провел электричество в обжитую часть дома и установил уборные, в то время как остальные помещения продолжали тихо приходить в упадок.

2

Моя бабушка по материнской линии дни напролет просиживала на галерее в кресле с высокой спинкой, так глубоко погрузившись в воспоминания, что за шесть лет не произнесла ни слова. Мои тетушки Пия и Пилар, мамины родные сестры, старше ее на несколько лет, жили с нами. Добродушная Пия разбиралась в свойствах растений и умела исцелять наложением рук. В двадцать три года она чуть было не вышла замуж за троюродного брата, которого любила с пятнадцати лет, но так и не надела подвенечное платье, потому что за два месяца до свадьбы жених внезапно скончался. Поскольку от вскрытия семья наотрез отказалась, смерть объяснили врожденным пороком сердца. Пия объявила себя вдовой-однолюбкой: облачилась в строгий траур и о женихах более не помышляла.

Тетушка Пилар была красива, как и прочие женщины в маминой семье, но делала все возможное, чтобы таковой не казаться, и терпеть не могла всякие ухищрения и уловки, свойственные женскому полу. В молодости парочка смелых ухажеров пытались за ней приударить, но она постаралась их отпугнуть. Она сожалела, что появилась на свет так рано: родившись полвека спустя, она бы исполнила свою мечту и стала первой женщиной, взобравшейся на Эверест. Когда в 1953 году его покорили шерпа Тенцинг Норгей и новозеландец Эдмунд Хиллари, тетушка Пилар плакала от разочарования. Она была высокой, сильной и ловкой, к тому же отличалась властностью полковника; исполняла обязанности экономки и занималась ремонтом, в котором никогда не было недостатка. Она была прирожденным механиком, изобретала различные устройства и придумывала оригинальные способы решения бытовых проблем; говорили, что Бог ошибся, сделав ее женщиной. Никто не удивлялся, когда она карабкалась на крышу, чтобы надзирать за тем, как перекладывают черепицу после землетрясения, или без отвращения принимала участие в забое кур и индеек для рождественских праздников.

Карантинные меры, введенные из-за испанки, мало ощущались в нашей семье. И в прежнее время горничные, кухарка и прачка отдыхали всего два дня в месяц; шофер и садовники пользовались большей свободой — мужчины не считали себя частью домашней челяди. Исключением был Аполонио Торо, подросток-верзила, который несколько лет назад постучался в дверь дель Валье, чтобы попросить чего-нибудь поесть, да так и остался в доме. Все полагали, что он сирота, однако проверить никто не потрудился. Торито выходил на улицу редко, боялся, что на него нападут, такое уже случалось; его свирепый и одновременно невинный вид подстрекал к агрессии. Его обязанностью было таскать дрова и уголь, шлифовать и вощить паркет, перепадали ему и другие поручения, тяжелые, но не требующие смекалки.

Малообщительная мама и прежде старалась покидать дом как можно реже. Она сопровождала мужа на собрания семьи дель Валье, настолько частые, что юбилеями, крестинами, свадьбами и похоронами можно было заполнить целый календарь, но делала это неохотно: от суеты у нее болела голова. Под предлогом плохого самочувствия или очередной беременности она отлеживалась в постели или ехала в туберкулезный санаторий в горах, где подлечивала бронхит, а заодно отдыхала. В погожие дни отправлялась на прогулку в сияющем автомобиле «Форд-Т», купленном мужем сразу же, едва вошел в моду; мамино авто достигало самоубийственной скорости в пятьдесят километров в час.

— Однажды я прокачу тебя на собственном самолете, — обещал ей отец, хотя вряд ли она мечтала о таком средстве передвижения.

Отец обожал воздухоплавание, считавшееся прихотью авантюристов и плейбоев. Он верил, что в будущем эти комары из дерева и ткани будут, подобно автомобилям, доступны любому, кто сможет их себе позволить, а сам он станет одним из первых, кто вложит в них средства. Он все продумал. Будет скупать подержанные модели в Соединенных