Перенесись теперь со мной из этой маленькой комнаты, где мы с тобою сидим, из твоих привычных обстоятельств, из забот о брате, из атмосферы войны и постоянных стычек с горцами с Кавказа в мировое поле деятельности жизни. Что остается в тебе сейчас незыблемым? Что видишь ты в окружающем тебя свете? Ты видишь только две вещи, плодом которых является Земля и все на ней: любовь и труд.

Любовь творит непрестанно. И ее труд, не отделимый от Нее, двояк. Она трудится, подымая людей в высокий путь и помогая им совершенствоваться. И она же переливается действием, как их труд на Земле, сближая людей, единя их, сращивая, как цветы и плоды, для будущих поколений.

Среди тысяч и тысяч движущихся в беспорядке и суете форм – мигающих, чадящих огней – ты видишь отдельные ровно горящие огни, видишь даже целые очаги, горящие кострами ровного огня. Что это? Почему одни – большинство – огни мигают и наполняют смрадом все вокруг себя? Почему отдельные огоньки не гаснут среди этих болотных огней? Почему не сжигают все вокруг себя горящие столбы и костры пламени?

Дрожащие, мигающие огоньки – это трудящиеся в потоке страстей и пониманий одной Земли. Все воплощения этих людей не идут в счет, ибо никто из них не понял, что стоит у Вечности. И труд их, совершенствуя их личность, не мог разбить перегородок условности и не вошел в их вечное, духовное творчество. Дух их оживотворяется личной любовью, редкими порывами самоотверженности, порывами к красоте, вспыхивает мгновениями и сейчас же погружается вновь в скорлупы личности.

Еще ты видишь совсем мелкие, едва тлеющие точки. Присмотрись: одни из них светятся слабо, но ровными крошечными огоньками, – это животные. Другие мечут молнии. Это дикие животные, а также потухшие человеческие сознания. Сейчас ты не сможешь отличить огней диких животных, брызжущих снопами красных искр, от темных, потухших сознаний, извергающих тоже искры и зигзаги молний. И те и другие для твоего взора сейчас одинаково отвратительны и одинаково смрадны.

Смотри теперь на сияющее широкое поле этих ровных огней. Это кусочек Земли, очищенной людьми от слез, скорби, страданий. Это место, где живут знающие. Знающие, что Земля есть жизнь труда, в котором изживаются все страсти и через который входят в Вечное. Это место счастливых, освобожденных от страстей, трудящихся в мире сердца.

Прожить на Земле без труда – совершенно равносильно прожить без пользы и для себя, и для всей Вселенной. Никому и никогда не надо бояться чрезмерного труда, потому что всякая тяжелая ноша вводит человека в привычку определенной дисциплины духа. Есть целые массы людей, проходящих свои земные пути в чрезмерном труде. Никогда не сожалей об этих людях. Только через этот подневольный труд, труд куска хлеба, они могут выработать в себе привычку дисциплинированного подчинения. И эти зачатки дисциплины труда переходят со временем в их духовное зерно. Только тот человек может развить в себе всю духовную мощь, который сам, без посторонней помощи, смог заложить основу своего духовного зерна в своей текущей земной форме. И для этого он должен непременно дойти до героического напряжения. Должен сделать его привычной формой труда для себя, затем привести свой организм в стойкость самообладания, чтобы его труд стал ему легок, и, наконец, подняться к той гармонии в себе, что дает ощущение всего дня не трудным, но прекрасным.

Только с этого момента раскрывается человеку возможность понимать, что «день» – это то, что человек в него «вылил», а не то, что к нему пришло извне. И чем устойчивее он становится на эту платформу, тем яснее его взор видит и понимает, что все «чудеса» он носит в себе. Он перестает ждать и начинает действовать.

Вернись снова к собственной жизни в маленькой комнате. Теперь ты понял, что никто не может быть забыт или оставлен, никому не может быть чего-то «недодано», ибо каждый – властнее всех властей, яснее всех стекол для огней и звезд – заявляет о своем духе. Каждый сам занимает свое место во Вселенной – от зерна до полной его мощи, и никто не может его заставить ни гореть ярче, ни тухнуть, ни мигать, кроме самого человека.

Зачем же лично ты сейчас живешь в таком неподходящем для тебя окружении? Помешало ли оно твоей встрече со мною? Замедлило ли оно нашу встречу?

Ты изумлен моими вопросами. Ты ни разу не только не высказал неудовольствия, что живешь среди полукретинов, но даже и не спрашивал себя: почему ты заброшен в такую глушь? Тебя только и слышали небеса благодарящим за красоту, в какой живешь, но ненависти, зависти или недоброжелательства твоего никто не слыхал. Что могло бы мешать неустойчивому, то только крепило твою честь. Чем больше ты видел казнокрадов, разбойников, обманщиков и лицемеров, тем крепче ты сам понимал честь и честность, тем яснее тебе становилась ценность каждого слова, которое ты произносил, тем больше ты искал возможности пробудить во встречном понимание величия Жизни. Ты рос в своей пьяной, угарной и шаткой среде, а не разлагался в ней. И все, что был в силах, ты крепил и очищал своим живым примером.

Теперь тебе ясно, что твое смирение внутри самого себя и твое смиренное отношение к окружающему тебя, твое полное благословение всем своим обстоятельствам и целомудренное искание Бога не в созерцании, но в труде Дня ускорило нашу встречу, укоротило твой путь ко мне.

Разлука с братом, которого ты так любишь, не потому придет, чтобы тебе нанести рану, но потому, что ему должен открываться путь ясновидения, которому ни ты, ни даже я помочь не можем. Он сам должен пройти свой огонь труда, и чем выше ему идти, тем сгущеннее будет та завеса страданий, через которую он должен пройти. Его путь – путь ясновидения, третий тяжелый путь среди путей ученических. О нем поговорим завтра».

Запись снова прерывалась, и через несколько пустых строк я снова читал:

«Ты понял меня правильно: в пути ученичества все идет строго логично, но логические законы духа совершенно не схожи с законами логики Земли. Земля, по мировоззрениям ее обывателей, несется в мертвом эфире. И этот эфир оживает для них только тогда, когда сама же Земля переносит свои вести или ловит их по тем волнам, какие могут восприниматься физическими способами.

Что касается ученичества, то оно относится как таковое к тем феноменам, где физический способ восприятия и передачи играет одну из самых малозначительных ролей. Взор ученика, даже лишенный