Но судьба Восточного конвоя Милова более не волновала. Пусть жрут друг друга.

Милов бросил последний взгляд на берег. Повернулся и неторопливо зашагал по чуть колеблющейся палубе по направлению к третьему — первому с кормы — трюму.

Крышка трюма была закрыта и затянута брезентом, укрепленным клиньями. Однако, это было небольшой бедой. Куда хуже было то, что совсем близко от крышки, у противоположного борта, спиной к Милову стоял человек. Он глядел на уходящий берег — стоял чуть пригнувшись, как будто пытаясь хоть немного сократить все увеличивающееся расстояние между ним и земной твердью, — и роба на спине его, слегка натянувшись, явственно обозначила пистолет, засунутый, видимо, под брючный ремень со спины. Похоже, что трюм охранялся.

Однако, человек был всего один, и он не был готов к нападению. У Милова тоже не было четкого плана. Однако, сейчас нужно было попасть в трюм, получить доступ к ракетам. Выиграть это очко. А потом уже думать дальше: подсказывать будет сама обстановка. Придется, видимо, пойти на риск и попытаться обезвредить взрывные устройства самому. В случае неудачи произойдет лишь то самое, что случится и если он вообще ничего делать не станет.

Однако, ведь какой-то, пусть и крохотный шанс есть и на благоприятный исход: не настолько уж Милов на самом деле безграмотен…

Так или иначе — надо было пробиться в трюм.

Невольно вздохнув, Милов сунул руку в карман.

Он уже вынимал пистолет, когда сзади послышались шаги, и Милов застыл, не завершив движения, стараясь сохранить спокойствие.

Подошедший остановился за его спиной, закурил, на Милова пахнуло дымком скверной сигареты. Люди эти не процветали. Ну и наплевать. Было тихо, внизу работала машина, палуба чуть подрагивала. Вероятно, кто-то находился на мостике — отсюда Милов не видел, — но палуба была пуста. Было, в общем, тихо, только стоявший сзади громко посапывал в промежутках между затяжками, да тот, что опирался на релинг, негромко кашлянул и сплюнул за борт. И снова наступила тишина. Потом она нарушилась. Звук был похож на выстрел. Милов встрепенулся, а стоявший позади сделал шаг и приблизился к Милову совсем вплотную, встал рядом. Милов искоса глянул на него и наткнулся на такой же — искоса — взгляд. Когда их глаза встретились, тот улыбнулся.

— Ну, привет, пенсионер, — поздоровался пришедший. — Только не делай резких движений, пожалуйста. Всё в порядке.

Пока он говорил это, Милов успел прийти в себя.

— Рад видеть тебя, Мерцалов, — ответил он безмятежно.

Глава четырнадцатая

1

(Отсчет закончен)

— Я ожидаю удивленных восклицаний, — сказал Мерцалов.

— По-моему, стреляют, — сказал Милов задумчиво.

— Да вроде бы, — услышал он в ответ.

— Что это значит? — Милов на всякий случай шагнул в сторону.

— Да так, — сказал Мерцалов. — Детали. Неприятности. Для кого-то мелкие, для других — крупные. Но не для тебя. Ты не должен волноваться. Учти: я продолжаю заботиться о твоем здоровье.

— Пожалуй, я спущусь, — сказал Милов. — Становится прохладно.

— Отчего же нет, — согласился Мерцалов. — Только сперва отдай мне рацию. Ту самую, что у тебя в кармане. Очень разумно, что ты до сих пор не включал ее. Пока еще это преждевременно. Оружие можешь оставить себе.

— Спасибо, — поблагодарил Милов. — Это всё?

Мерцалов засмеялся.

— Ладно, старик, — сказал он. — Поздравляю тебя с благополучным выполнением домашнего задания.

Милов покачал головой.

— Откровенно говоря, — молвил он, — мне казалось, что всё дело провалено настолько, насколько его вообще можно было провалить. Как вы вообще оказались здесь? На этой калоше? Не думаю, что тут сработал случай…

— Если бы ты так думал, я принял бы это за оскорбление, — сказал Мерцалов. — Но — только не обижайся, — ты ведь у нас не единственный…

— Это ясно. Однако же…

— Тебя волнует этот пароход? Конечно, это наше судно. В какой еще стране можно найти такую развалюху не списанной? Это знают на всех морях и океанах. Конечно, если бы мы позволили посторонним заглянуть внутрь — их бы, возможно, удивило количество первоклассной электроники, какой этот пароходик набит, что называется, от кильсона до клотиков. Однако, внешне все в порядке; вот и ты поверил. Но не спеши задавать вопросы: пока доплетемся до места, успеем переговорить обо всем на свете.

— Значит, можно считать, что ты меня поздравил, — сказал Милов. — От имени и по поручению?

— От себя лично. Чтобы дать возможность другим сделать то же.

— Они, надо полагать, далеко?

— Двумя палубами ниже. Заняты делами, но вскоре, надеюсь, освободятся и воздадут тебе должное.

— Пока что я воздаю должное твоему хладнокровию, — не выдержал Милов. — Тратишь время на всякую болтовню — когда до взрыва остаются считанные минуты!

— Не совсем так, — сказал Мерцалов. — Все не так плохо, как ты привык думать. На самом деле все обстоит достаточно благополучно. Хотя воспользуйся ты этим передатчиком, от благополучия остались бы одни обломки. Но я не думаю, что ты собирался им воспользоваться.

Милов невольно поежился.

— Об этом я догадался и сам. Но благополучие и сейчас еще сомнительно: заряды в контейнерах, и…

— Да успокойся ты, наконец! Наши специалисты сели в трюм еще до начала погрузки, и сразу принялись за дело. Мы много чего порастеряли за последние годы, но специалисты еще остались. И сейчас заряды обезврежены. Но эта штука, которую вручил тебе великий оппозиционер, едва ты попытался бы включить ее, взорвалась бы у тебя в руках; тоща детонация действительно не исключалась. А для тебя лично это могло кончиться очень прискорбно. Но, повторяю, все в порядке. Мы успеем рассказать тебе все. Куда держим курс? Домой, разумеется.

— А те, кто купил ракеты? Эти…

— Эти террористы с давних пор в розыске, и мы передадим их Интерполу. Выстрел означал, скорее всего, что у кого-то из них при аресте не выдержали нервы. Правда, они не все… но это мелочи. Ну как, есть еще вопросы?

Милов с минуту постоял молча, закрыв глаза. Он вдруг почувствовал себя совершенно пустым. Выкачанным. Возраст, подумал он. Этот чертов возраст…

Он медленно открыл глаза. Так же медленно улыбнулся.

— Есть, — сказал он. — Два. Где тут можно прилечь — это первый. И второй: когда будет ужин?

— Увы — только через два часа. — Мерцалов развел руками. — Но зато с шампанским…

— А, — сказал Милов, — тоща я потерплю.

Он постарался сказать это как можно спокойнее. Хотя невыносимо хотелось есть.

— Ты-то потерпишь, — согласился Мерцалов. — А вот Эскулап, думаю, уже исходит нетерпением: ему очень хочется полюбоваться твоими статями.

— Господи…

— Что поделать: полного счастья, как сказано, не бывает.

2

— И все