Шрифт:
Закладка:
В отличии от меня Бетти не садится, пьёт стоя и смотрит на меня с высоты своего роста.
Она замечает ларец:
— Гарет, это и есть приданое твоей драгоценной супруги? Вместо обещанных ста тысяч имперских золотых дублонов господин Пегкер отсыпал горстку? Как и ожидалось от купца.
— Бетти.
— Разве я не права? Господин Пегкер оставил вас ни с чем.
— Леди, прежде, чем обвинять моего отца, проясните либо зрение, либо разум. Опечатанное личное имущество никак не может считаться приданым.
Отвар действует волшебно. Я больше не чувствую себя отмороженной сосулькой, оттаиваю, прихожу в себя.
Бетти понимает, что обмишурилась.
Фыркнув, но теперь не презрительно, а маскируя собственную неловкость, она отставляет чашку с недопитым отваром на стол и быстрым шагом уходит.
— Как вы себя чувствуете, Даниэлла?
Мы снова на “вы”?
— Спасибо, я в порядке. Гарет, мы можем поговорить?
— Да… Тётушка, у нас неприятность случилась. Попробуй поискать для графини сменную обувь и ещё одун пару чулок. Те, что были, мы… потеряли.
— Ох, лишенько! Сию секунду!
Всплеснув руками, кухарка уходит.
Гарет берёт недопитую чашку, опрокидывает в себя остатки отвара.
— О чём вы хотели спросить, Даниэлла?
У меня миллион вопросов, но начну я с главного.
— Гарет, что такое инициация и что с ней не так? За что офицер собирался меня задержать? Почему инициацией мог заинтересоваться император? — я выдаю вопросы один за другим, не давая Гарету и слова вставить. — Почему “на злости”? А как ещё бывает? Что означает инициация?
Я уже повторяюсь?
Я выдыхаю, и понимаю, что с инициацией действительно что-то не так. Иначе почему у Гарета взгляд бегающий?!
Глава 24
Такой взгляд бывает, когда человек принёс дурные вести и не знает, как правильнее их сообщить. Ха, если я беспамятная, откуда я знаю, кто как именно смотрят люди с плохими вестями?
— Дани… — Гарет снова меняет стиль обращения, и я уверяюсь, что я права.
— Не томи, пожалуйста. Иначе я придумаю такие ужасы, что реальности не снилось.
Гарет позволяет себе намёк на улыбку — лишь уголок губ приподнимается.
А затем выражение лица вновь становится серьёзным и сочувствующим.
— Дани, ты могла заметить, что магия обычно наследуется. Раз в несколько веков случается, что ребёнок неодарённых вдруг открывает в себе талант и становится родоначальником новой династии, но появление дара от пробуждения наследства настолько отличается, что не спутать.
— Чем? — уточняю я.
Пока что я не улавливаю, к чему именно ведёт Гарет.
— Внешним проявлением. Ты горела злостью. Был только один розово-красный цвет, переливавшийся оттенками, как бывает у настоящего огня. Если бы дар был твоим личным, а не родовым, то по краю обязательно бы вилась чёрная кайма с серебристым блеском.
— Ага… И?
— Господин Пегкер не маг. И ваша матушка, насколько мне известно, тоже неодарённая.
— То есть вы полагаете, что моя матушка… нагуляла меня на стороне? — я чуть повышаю голос.
Интересное предположение, оно многое объясняет — и отношение Медведя ко мне, и его восклицание “Позор!”, и отношение рыжухи. Даже некоторое пренебрежение горничных, если они слышали сплетни и верят им, предположение Гарета тоже объясняет.
Не удивлюсь, если замуж матушка Даниэллы вышла по принуждению её родителей, потом встретилась с привлекательным мужчиной, оказавшимся магом, влюбилась, провела с ним ночь, а то и роман закрутила…
— Гарет, а где моя матушка?
— Сожалею.
— Не стоит. Я ни её не помню, ни отца, — я пожимаю плечами.
— Скончалась.
— Давно? — зачем-то спрашиваю я.
— Через три года после вашего рождения, Даниэлла, ваша матушка скончалась от родильной горячки. Младенец тоже не выжил.
— Мальчик? — уточняю я.
— Да.
— Печально, — выдыхаю я, чтобы сказать хоть что-нибудь.
Мне жаль эту незнакомую женщину.
Но сейчас речь не о ней, а о том, что у меня появился повод подозревать господина Пегкера в очень нехорошей вещи. Если мальчик тоже был не его ребёнком, то… у Медведя был очень весомый повод не желать, чтобы мать и дитя остались в живых. Зачем ему наследник чужой крови? Вот-вот.
Гарет, по-своему интерпретировав мою задумчивость, накрывает мою ладонь своей.
— Вы переживаете больше, чем я? — улыбаюсь я.
— Кажется… — хмыкает Гарет.
Я чувствую, как его отпускает напряжение.
Между нами повисает молчание. Гарет задумывается и, наверное, неосознанно начинает гладить мои пальцы. Я замираю, боясь спугнуть ласку, и в какой-то момент Гарет уже не гладит, а выводит на моей коже завитки и спиральки. Откликнувшись, проступает печать. И едва Гарет замечает красный и синий цветки, как две детальки пазла, соединившие лепестки, он отдёргивает руку.
— Так что там с инициацией? — напоминаю я первый вопрос.
— Дани… Спонтанное пробуждение магии очень опасно, и не только для самого одарённого, но и для окружающих. Если бы вы не справились, вероятно…
Я вспоминаю обрывки фраз:
— В трюме бы начался настоящий пожар?
— К сожалению, гораздо хуже. Я уверен, что пламя охватило бы весь корабль. Формально закон не нарушен, так как “Зелёная черепаха” принадлежит господину Пегкеру, но в то же время закон можно трактовать против вас упирая на то, что вы находились на территории порта, и инициация несла угрозу для окружающих.
— Обычно…?
— Обычно маги проходят инициацию дома в специальных учебных залах, предназначенных для начинающих магов, или, если дома подходящих условий нет, в храме или, как недавно стало модно, в Столичной Белой палате. Устраивают праздничную церемонию…
Дошло!
— И чем отличается спонтанная инициация от… запланированной? Кстати, а как именно планируют? В плане… можно вызвать пробуждение дара неким способом?
— Дар не пробуждается раньше пятнадцати-шестнадцати лет, кроме исключительных случаев, поэтому с тринадцати лет будущие маги учатся самоконтролю, учатся ощущать магию, направлять её течение. Во время праздничной церемонии маг садится на возвышение и через спокойствие и разум пробуждает магию.
— Какая разница?
— Трудно сказать. Пробудить магию на церемонии под десятками, а то и сотнями взглядов зрителей считается престижным. Суметь совладать с собой в не самой простой обстановке… В книгах, одобренных Императорской Академией наук, также пишут, что наилучших результатов достигают маги, с самого юного возраста оттачивающие самоконтроль. А вот в книгах нерекомендованных я встречал противоположную точку зрения. Якобы дар, пробудившийся на эмоциях,