себе, он человек лишь отчасти, со своими капризами, эмоциями, но отчасти. Вся жизнь монарха — это его государство, но никак не личное счастье. Может, и есть примеры, когда семейное благополучие сопрягалось с благополучием государства, но они мне были неизвестны.

— Я знаю, что это принесет много проблем. Я хотела быть с тобой, может, в последний раз, но слышать тебя, чувствовать тебя. Теперь мне уже все безразлично, — продолжала говорить Иоанна, а я медленно выходил из оцепенения.

— Никаких последних раз! — сказал-отрезал я, сам от себя не ожидая такой решительности в момент, когда рассудком завладевают эмоции. — Жить будешь в Ропше! Оттуда и до Петергофа ближе. Я буду приезжать. Там же живет и твой отец, которого я ставлю командовать Центром подготовки и новых тактик. Его гайдамаки уже проходят обучения у моих казаков. Родишь — и тогда я найду тебе достойную партию или… сам женюсь, если позволят обстоятельства. А эти обстоятельства я постараюсь создать!

— Я люблю тебя! — радостно выкрикнула Иоанна, и, стараясь забыть все проблемы, мы вновь сцепились в объятьях и завалились на кровать.

Что ж, был же в иной истории граф Бобринский⁈ Достойный человек вырос из сына Екатерины и Григория Орлова. В этой истории будет свой Бобринский, а граф или графиня Бобринская — не важно!

Что же касается женитьбы, так и тут, на самом деле, не сильно-то много препятствий. Во-первых, Шевичи действительно древняя, вполне себе родовитая фамилия. Можно же еще что-то и подправить в генеалогическом древе семьи. К примеру, вывести их род из XIV века от последних сербских королей. Или от героя Косовского сражения Милоша. Уж куда более родовитее получится, нежели прачка и… прости Господи, Марта Скавронская. Вот где история русской «Феофано», которая так же из проституток по социальной лестнице, не побрезговав ни одной ступенью, взошла на трон и стала великой императрицей Ромеев и женой императора Юстиниана.

Да и не обязательно, даже и не нужно провозглашать Иоанну императрицей. У меня есть наследник, и он, пусть и ребенок, кажется смышленым и психически нормальным. Вот Павлу и властвовать, а мне и Иоанне создавать свое счастье.

*………*………*

О. Хоккайдо (Эдзо)

28 сентября 1751 года.

Иван Фомич Елагин засиделся на административной должности в Охотске. Он прибыл с Хметевским на Камчатку уже больше трех лет назад и принял деятельное участие в строительстве и обустройстве и верфи, и порта, расширяющегося под новые нужды. Кроме того, Елагин, капитан первого ранга, стал основателем Охотской школы навигации. Там уже училось больше ста человек.

Деятельная, вместе с тем авантюрная, натура Ивана Фомича требовала чего-то еще более грандиозного: открытий, свершений. Елагина не так манила Америка, там уже были русские, все меньше он хотел познать Север, но Япония…

Капитан знал, что та самая Япония не так чтобы и далеко, можно вполне и доплыть, и вернуться. Это у Шпанберга был всего-то пакетбот с семью пушками, когда он добрался до японских берегов, а Елагин все еще числился капитаном линейного корабля. Со своим чином да влиянием в Охотске он может организовать экспедицию еще больших масштабов, чем это удалось Спиридову на Гавайских островах, откуда в конце весны пришли вполне хорошие новости.

В мае еще прошлого года к берегам таинственной островной страны был отправлен пакетбот, который был тематически назван «Япония». Этот корабль должен был разведать новый путь или подтвердить тот, что был ранее проделан Шпанбергом [в РИ в России долго не верили в то, что Шпанберг смог добраться до Японии]. Но прошло уже почитай полтора года, а корабля нет, как и сведений о нем.

И Елагин отправился к берегам загадочной страны, о которой все знали, но мало кто мог доказать, что эти знания не выдумка.

Карта, на которую Иван Фомич ориентировался в планировании экспедиции, была крайне приблизительной. Вместе с тем, там были прорисованы острова, о которых в русском Адмиралтействе не знали или тщательно скрывали эти знания. Елагин чуть больше прежнего зауважал Шпанберга, так как именно ему капитан приписал те открытия, которые были положены в основание карты, что он держал в руках. Чуть больше уважения Шпанбергу означало отнюдь не переход в стадию дружелюбия. Елагин просто стал чуть меньше ненавидеть своего коллегу по цеху первооткрывателей. Прескверный характер Мартына Петровича Шпанберга успел столкнуться с упорством и неким идеалистическим пониманием мира, что было присуще Елагину. Отсутствие желания встречаться с Мартыном Петровичем ускоряло процессы подготовки к выходу.

Уже через четыре дня плавания была потеряна из виду шхуна «Восток». Потом еще три дня поисков и ожиданий и, не найдя утерянный корабль, эскадра в составе одного линейного корабля, одного фрегата и еще трех пакетботов отправилась решать поставленные задачи. Такое бывало и раньше, корабли терялись, но после обнаруживались уже в портах приписки. Главное, чтобы у капитанов таких кораблей были весомые доказательства того, что они не просто сбежали, но и выполнили задачи, может и не основные.

— Земля! — прокричал впередсмотрящий.

На линкоре «Охотск» мало кто воодушевился известием, что на горизонте вновь показалась суша. Эскадра шла вдоль Курильской гряды и островов, чаще мелких, хватало и ранее.

Команды уже три раза высаживались на разных островах, осматривали прибрежные зоны, не находили людей, хоть и примечали свидетельства их жизнедеятельности, и быстро возвращались. Контакта с аборигенами все еще не было. Единственное сейчас развлечение — это пометить на карте месторасположение острова, попробовать его обойти для того, чтобы понять размеры, присмотреть бухты и назвать русским именем.

Уже после десяти часов исследования острова стало понятно, что он значительно больше, нежели те, что попадались ранее. Назвать его в большой степени обжитым было нельзя, но и с кораблей, даже без усиления зрения английскими зрительными трубами, было видно: тут живут люди.

— Иван Фомич, взгляните! — обратился к командующему лингвист, ботаник, медикус и вообще везде в науке по чуть-чуть Бернард Кандаут.

Этот человек уже мог считаться русским шотландцем, что некогда сбежал с родины после поражения восстания якобитов. Его пылкое сердце и широкая душа быстро находили в русской среде побратимов. Так бы и спился Бернард, если бы не его маниакальное рвение к науке.

— Что там, господин Кандаут? — спросил Елагин и направил зрительную трубу в направлении, куда смотрел и натуралист.

Елагин сдержался, чтобы не проскочили бранные слова. Возле берега прибой подкидывал бревна и доски, которые сложно было спутать с чем либо, кроме как с кораблями.

— Тут был бой! — констатировал Елагин. — Но кто с кем? Туземцы сами между собой воюют? И у них явно есть на кораблях пушки, это очевидно. Или тут рифы, а все местные капитаны настолько глупы и стремятся к самоубийству, что в порядке очереди разбивают свои судна.

Командующий эскадрой пожалел, что у него на линкоре имеет место быть недокомплект пушек. Предполагалось, что серьезных боестолкновений в северной части Тихого океана не должно быть. Европейцы сюда не доплывают. Была вероятность, что активность России вынудит англичан или голландцев посмотреть, чем именно русские тут занимаются, но вряд ли это могут быть большие силы. А между тем, если судить по количеству плавающих и вынесенных на берег досок, тут было разгромлено не менее трех кораблей.

— Готовьте десант! Нужно разведать местность и понять, что произошло. Передайте на фрегат «Восток», чтобы прикрывал с моря высадку.

Прошло не менее двух часов, пока три яла, каждый с небольшой пушкой на носу, подошли к берегу. Солдаты быстро рассредоточились, а десяток казаков шмыгнул в прибрежные заросли.

Еще три часа ничего не происходило. Казаки не спешили возвращаться, а солдаты охраняли лодки, некоторые уже начали собирать дерево для розжига огня. Время обеда. Елагин сомневался в нужности палить костры, запах дыма разносится на еще большее расстояние, чем звуки человеческой речи, но прошедшее время убаюкивало бдительность.

— Ваш высокобродь! — к пьющему чай за столиком у рулевой мачты Елагину подбежал матрос. — Там с берега машут!

С некоторой ленцой Иван Фомич поднялся, подобрал свою зрительную трубу и подошел к правому борту. Леность быстро выветрилась, когда командующий увидел странных людей на берегу, стоящих рядом с казаками.

Это были странные люди, сплошь покрытые растительностью. Казалось, что у них