навязанной мне чьей-то чужой жестокой рукой.

— Прошу, Карина. Садись, нам пора ехать — нервничала Джемма.

Я зашла в салон автомобиля и закрыла за собой двери. Водитель завел машину, а Джемма уселась на переднее сиденье и стала быстро набирать сообщение на телефоне. Я оглянулась на дом в последний раз, обвела взглядом цветочный палисадник, заботливо мной прополотый и облагороженный, скользнула по лежащим, тяжело дышащим на земле охранникам и не испытала ни капли сожаления.

Всю дорогу до аэропорта ехали молча, осень уже вступила в полную силу и размазывала по каменным тротуарам витиеватых улочек грязно-серые лужи от только что прошедшего дождя.

Сколько бы я ни старалась, не смогла разглядеть сейчас в городском пейзаже ничего прекрасного, все резко стало расплывчатым, туманным и пустым. Город, которым еще недавно я восхищалась, превратился в груду безжизненных камней, яркие вывески местных магазинов тускнели, а запах свежей выпечки отдавал горечью и гарью.

Это горела я, моя душа и мое сердце. Пылали мосты, которые я воздвигла за такое короткое время. Шаткие, не надежные доски рушились в пропасть с оглушительным треском.

Мое прошлое останется в прошлом и будет похоронено здесь, рядом с опостылевшей влюбленностью, рядом с образом ангела с изумрудными глазами.

Его памятник — этот город, но только я никогда не принесу к нему свежий букет цветов. Никогда. Я больше не позволю себе полюбить.

— Что ж, Карина. Прощай — улыбнулась Джемма, протягивая мне свою руку, не выходя из припаркованного у здания аэропорта автомобиля.

— Прощай — ответила я, не пожимая руки.

Джемма ухмыльнулась и хлопнула в ладоши.

— Иди, регистрация уже началась. В сумке достаточно наличных, как минимум на несколько месяцев беззаботной жизни, а дальше уже решишь сама, большая девочка. Надеюсь, больше мы никогда не встретимся.

Джемма вышла из автомобиля и, убедившись, что я поплелась в сторону стойки регистрации, вернулась обратно. Она не уедет, будет здесь, пока не улечу, явно не допустит той же ошибки, что и в прошлый раз. Плевать, пусть смотрит, мне незачем возвращаться, здесь меня больше ничего не держит.

Каждый шаг до стойки регистрации, каждая минута ожидания доводили мое сознание до безумия. В горле першило, а грудь сдавили невидимые, стальные тиски. Каждый вдох давался мне с трудом, трясущимися руками протянула сотруднице свой паспорт и замерла. Шум в ушах, сверлящая боль в висках и туманный морок во взгляде. Страх, боязнь, что все это подстроено, что сейчас откроются двери аэропорта и за мной придут вооруженные люди, затолкают в автомобиль с тонированными стеклами и повезут на казнь.

Но ничего этого не случилось. Туда-сюда сновали уставшие, полусонные люди, лениво потягивающие кофе из одноразовых стаканов, бегали счастливые дети и вальяжно расхаживали деловитые бизнесмены, то и дело решая насущные проблемы по телефону.

Абсолютно никому не было дела до сидевшей в зале ожидания, скрюченной блондинки, судорожно прижимающей свой небольшой багаж к груди.

Серая мышь, да-да, сейчас я на нее похожа, даже внешне. Серый теперь мой цвет.

Мелкий дождик безжалостно пронизывал тонкую ткань платья, пока я поднималась в самолет. Обещала себе не оборачиваться, но не смогла удержаться.

Красавица Италия, как же ты стала прибежищем чудовищ? Как ты живешь с этим, милая? Как существуешь, зная, что на твоей земле ежедневно совершается зло, как ты можешь стоять, такая величественная и прекрасная, зная, что воздух здесь пропитан кровью и болью?

Прощай, Неаполь. Город, ставший для меня клеткой, город, чьей красотой я могла бы восхищаться и восхвалять ее в своих книгах. Теперь я буду молиться всем богам, чтобы они поскорее помогли мне забыть тебя и твоих жителей.

Самолет взлетел, а я закрыла глаза и развела руки в стороны, легкая улыбка коснулась моих губ.

Это не сон? Я действительно свободна?

Птица снова в небе, только подняться сама она уже не в силах, ее крылья сломаны, а тело покрывают рубцы и кровящие раны. Но она летит, летит навстречу новой жизни, навстречу свободе. Сбрасывая в воздухе остатки цепей, оставляя позади страх. Стремится в сероватое осеннее небо, оно — символ свободы и сейчас важно только это.

Я буду жить, я снова смогу собрать себя по кускам. Не скоро, но смогу. Я обещаю, обещаю это себе.

Мой родной город встретил меня неприветливо, но возможно мне просто так казалось. Ступив несколько шагов по родной земле, я уже не смогла сдержать слез. Соленые капли катились по щекам, одуревший ветер хлестал волосами по лицу и пробирался под одежду.

Некогда раскисать, все потом, не сейчас.

Подошла к стоявшим у выхода из аэропорта автомобилям такси и молча села в ближайшую машину.

Молодой таксист по-доброму подмигнул и спросил:

— Куда поедем?

Родной язык, как долго я его не слышала, было страшно, что я попросту забыла все слова, забыла как говорить с обычными людьми.

— В ближайшую гостиницу, пожалуйста — прошептала я, собравшись с силами, и откинула голову на сиденье.

Уже заселившись в номер, я дала волю слезам. Ревела, стоя под напором воды в душе, не сдерживаясь. Колотила руками по влажной плитке, а затем просто сползла по стене и села, поджав ноги к груди. Подставила лицо под холодную воду и позволила ей смыть с себя отчаяние.

Хотя бы на сегодня, пусть оно возвращается завтра.

А сейчас я хочу уснуть в теплой, уютной постели, крепким сном, не думая о том, что ждет меня дальше. Ведь я получила то, что так давно и отчаянно желала. Я, наконец, обрела свободу. Я снова принадлежу только себе. И больше никому не позволю отнять у себя свою жизнь и судьбу.

Глава 31

Армандо

Я заходил в отель королем, а вышел обычным человеком. Даже нет, вышел просто никем, превратился в пустыню, посреди которой нелепой качающейся башней пока еще возвышается мое эго.

Кто виноват в случившемся? Я или просто нелепое стечение обстоятельств? Нет, ни то, ни другое. Все дело в ней, Карина — корень всех моих бед. С нее все началось на ней и закончится. Да вот только как ее найти, и есть ли сейчас в этом смысл.

— Не вини Карину. Во всем этом виноваты мы сами — словно прочитав мои мысли, произнес Лука.

— Не винить? Твою мать, а что я, по-твоему, должен делать? Подобное унижение я испытывал последний раз много лет назад, в ту самую ночь, когда отец при всех бойцах ударил меня по лицу за нашу с тобой вылазку. Я стоял там весь в крови, не поднимая глаз от стыда. Но