Шрифт:
Закладка:
«Сьюзи… Сьюзи…» В тишине кухни разнеслось мое имя. Звенящий, электронный голос, по которому невозможно было определить, мужчина это или женщина, машина или человек. Боже, как же я ненавидела эту штуку!
* * *
Разумеется, поехать в Гилфорд оказалось непросто. Машины у меня не было, и приходилось объяснять необходимость каждой поездки. Снова предлогом послужил ребенок. Я хотела поехать взглянуть на кроватки, колыбельки и прочие подобные вещи. Я притворилась, что собираюсь в Лондон, потому что Ник решил бы, что ехать в такой далекий город довольно странно.
Ник вытирал тарелку полотенцем. Он начал тянуть с ответами на мои слова о том, куда я собираюсь (я не должна была спрашивать разрешения, но по сути делала именно это).
— Лондон. Опять?
— Просто хочу подготовиться. Нам понадобятся вещи для ребенка! Много вещей!
— Но я хотел бы поехать с тобой. Чтобы мы вместе выбирали. — Я знала, что он может так ответить.
— Понимаю, но я просто хочу съездить немного заранее. Не отказывай мне в возможности посуетиться! И ты же меня знаешь, я могу целую вечность выбирать! — Конечно, пустоголовая глупышка Сьюзи. — Помнишь, как мы с тобой по выходным ходили на рынок Спиталфилдс?
Он улыбнулся, вспоминая, какими мы были в те золотые лондонские воскресенья, когда покупали всякий старый хлам в нашу крошечную квартиру, выкладывая по пятнадцать фунтов за тост с авокадо и кофе.
— Ага… Ну, хорошо. Только сильно не убегайся.
Я взяла вытертую им тарелку, едва не вскинув руку в победном жесте. На этот раз я его поймала. Утром он уехал, оставив мне побольше наличных. Я оделась чуть тщательнее, чем обычно. Это было нетрудно: выбрала новый джемпер и джинсы для беременных. Потом расчесала волосы. Я даже глаза накрасила. Я не знала почему, но сердце в груди забилось сильнее. Пришлось напомнить себе, что тебя там не будет. Никогда. Тебя больше нет.
* * *
В Гилфорде было ужасно людно. Сезон рождественских покупок был в самом разгаре, и остатки снега под ногами прохожих превратились в серую кашу. Прошлым вечером, раз уж у нас намечалось примирение, Ник впервые заговорил о праздниках и, как я и предполагала, предложил пригласить его мать (моя, к счастью, собиралась в круиз). Я подумала об очередной неделе, когда Джоан будет вставать в пять утра, чтобы послушать «Радио-4», перемывать за мной посуду и постоянно протирать столы; опять придется искать достопримечательности, которые она еще не успела посетить, и отказаться от просмотра тех телевизионных программ, которые мне интересны, потому что она начнет неодобрительно качать головой при любых признаках жестокости, секса или сквернословия. Придется подумать еще и о подарке для Ника, хотя я представить себе не могла, что ему нужно. Это утомляло. Я подумала было вызвать такси или «Убер» до твоего дома, но ощутила смутный приступ паранойи — Ник может проверить, как-нибудь просмотреть через сеть и увидеть, что я поехала туда, где мне совсем не положено быть. Это было не так уж и невероятно. В городе я, не раздумывая, купила несколько вещей — распашонки и шарф для Ника — на случай, если потом буду слишком расстроена, чтобы заниматься шопингом. Только нужно будет спрятать чеки с адресами магазинов. Женщина из «Детских товаров» улыбнулась, взглянув на мой живот:
— Когда рожаете?
— А… — Почему-то у меня в голове не сложилось, что я покупаю распашонки для собственного ребенка, что скоро я буду натягивать этот мягкий хлопок на крошечные ручки и ножки — моя жизнь была в подвешенном состоянии, и все это казалось таким абстрактным. — В феврале.
Господи, как же это скоро! Почему я позволила всему этому так затянуться?
— Как здорово! Весенний ребенок.
Я даже представить себе не могла, что когда-нибудь наступит весна. Буду ли я жива и с Ником?.. Я скривила губы в улыбке, больше напоминавшей гримасу, и покинула магазин.
Бумажные пакеты стучали по бедру, когда я зашагала в сторону Карнейшн-драйв. Город закончился, и вокруг было так скучно, так провинциально. Фасады в стиле «под Тюдоров», по две машины на площадках, снег, убранный в аккуратные кучки. Угловатые живые изгороди, мощеные подъездные дорожки. Я начала уставать, и мне очень захотелось в туалет. Только не сейчас! Я спросила себя, зачем мне все это, какой прок от того, что я увижу твой дом. Я понятия не имела. Просто мне казалось, будто что-то здесь не так. Я не могла смириться с тем, что ты погиб как раз тогда, когда я, судя по всему, носила в себе твоего ребенка, который теперь давил на мой мочевой пузырь.
Я не знала номера дома, поэтому искала тот, перед которым были дерево с красными листьями и дорожка, выложенная брусчаткой. И нашла его в середине улицы. На дереве еще оставалось несколько листьев. Твой ли это дом? Он казался таким обычным, таким аккуратным — подстриженная изгородь, свежая краска. Стал бы ты, такой страстный и жизнелюбивый, жить тут? Дверь была черная. Почтовый ящик и ручка блестели хромом. Перед домом стояла табличка «Продается». Машины не было.
Почему-то мне это раньше не приходило в голову. Твоя жена, вернее, твоя вдова решила переехать. Слишком больно. Или, возможно, ей не хватало денег — ты несколько раз упоминал, что она не работает.
Дверь начала открываться! Я едва устояла на ногах. А если это она? Вдруг она догадается, кто я? Я прижала ладонь к груди. Но это, как, впрочем, и следовало ожидать, оказалась агент по недвижимости. Женщина в брючном костюме, крашеная блондинка. Только теперь я обратила внимание на ее машину с логотипом фирмы, припаркованную на улице. Она показывала дом молодой паре — на груди у мужчины висела переноска с ребенком. Они с любопытством посмотрели на меня, проходя мимо, и открыли дверцы припаркованного чуть дальше автомобиля. Женщина сказала мужу:
— Жаль. На фотографиях он казался не таким мрачным. Как насчет того, с тремя спальнями, который я пересылала тебе утром?
Значит, этот дом они покупать не собирались. Агент
