Но, очевидно, его догадки оказались верными.

Словно материализовавшись из темноты, очертания резиновой лодки становились все отчетливее. Ее черный цвет был таким эффективным камуфляжем на темной водной глади, что он усомнился в собственном зрении. Он сразу же начал обматывать веревку вокруг перила, а потом завязал узлом. Сначала паника охватила его руки, но прежде чем он успел поразмыслить, хорошая это была идея или нет, он отпустил лодку в темноту.

Она была оснащена подвесным мотором, красным бензобаком, теплым одеялом и двумя темными сумками, это всё, что он успел увидеть. Но только сейчас до него дошло, что в лодке не было ни одного пассажира, и в этот момент паника распространилась по всему остальному телу.

Попытки крикнуть были бессмысленны: крик моментально превратился бы в тихий шепот, который растворился на ветру.

— Черт, — повторил он про себя. — Черт, черт, черт…

Он поспешил обратно по палубе, но случайно споткнулся и упал так, что головой ударился о лебедку грота-фала. Скорее всего, от удара у него потекла кровь. А может, и нет. Единственное, что было сейчас важно, — как можно быстрее снова встать на ноги и спуститься в кокпит. Все остальное не имело значения.

Только Винсент.

Он схватился за ручку двери кормовой каюты, открыл сначала одну половину, потом другую. То, что он увидел… Эту картину он не забудет уже никогда в своей жизни. Она словно будет навечно вытатуирована на его роговице и будет напоминать о самом кошмарном моменте в его жизни каждый раз, когда он будет закрывать глаза.

Если бы только он мог спуститься по лестнице и поменяться местами с сыном. Если бы только мог забраться в его слишком тесный спальный мешок и занять его место. Но его роль состояла в том, чтобы стоять наверху и смотреть вниз на Винсента, который лежал на полу в своей каюте. Вниз, в это совсем крошечное пространство, в которое он загнал своего сына. Своего родного сына.

В глазах был ужас. Как будто они смотрели прямо в свой самый страшный кошмар. Или как будто он только что проснулся и понял, что реальность в миллион раз хуже.

Одетый во все темное мужчина заслонял большую часть картины, но меч, который он держал в правой руке и прижимал к горлу Винсента, не разглядеть было невозможно. Труднее было понять, что он делает левой рукой, которая тряслась в воздухе. Но чтобы что-то понять требовались мысли, а их в данный момент не было. Только инстинкт. Животный инстинкт.

Он схватился за что-то похожее на футляр на спине мужчины и потянул его назад, подальше от Винсента. В ту же долю секунды он краем глаза заметил игральную кость. Она выпала из руки мужчины и приземлилась на спальный мешок.

Он пронзительно закричал, сам не узнавая свой голос, и, возможно, именно эта сила помогла ему вытащить незваного гостя из каюты.

Мужчина развернулся и в этот же момент замахнулся мечом прямо на него. Франк бросился в сторону и приземлился на пол, в ту же секунду увидев, как лезвие разрезало резиновый ремень, соединявший руль с автопилотом.

Вскоре после этого лезвие еще раз сверкнуло в воздухе прежде, чем мужчина, взявшись обеими руками за рукоять меча, собрался нанести удар прямо в живот Франку. В тот же миг лодка накренилась, волны, казалось, вдруг поднялись с другой стороны, и он успел откатиться достаточно далеко в сторону, чтобы услышать, как острие меча коснулось тикового покрытия палубы всего в дециметре от него.

Не имея никакого плана, он быстро пополз по-пластунски подальше оттуда, чтобы как можно скорее обогнуть стол и перебраться на другую сторону к пульту управления, где руль вращался так, будто жил своей жизнью. Рукоятка лебедки находилась в настенном держателе, и тут ему наконец пришла в голову идея. Он потянулся к металлической ручке, вытащил ее из держателя и уже собирался встать, когда черный ботинок ударом сзади оставил его лежать.

— Лучше сдавайся сразу, — послышался голос мужчины над ним. — Кости сделали свой выбор, и ни ты, ни я не можем его изменить.

Он не понимал, о чем говорит этот человек, но четко осознавал, что, скорее всего, через несколько секунд будет уже слишком поздно. Но он не собирался просто лежать и ждать, когда меч вонзится ему между лопаток. Не понимая точно, как это произошло, он сумел собрать достаточно сил, чтобы развернуться и со всей силы бросить рукоятку лебедки в человека, который как раз собирался нанести новый удар, обхватив меч обеими руками.

Удар был почти идеальным. Несмотря на это, мужчине удалось в последнюю секунду увернуться, а рукоятка продолжила свой путь по воздуху, а через мгновение исчезла в темной воде моря.

— Именно об этом я и говорил. Даже не пытайся. — Человек снова занес руки над головой, не подозревая, что лодка в этот момент накренилась ровно настолько, чтобы направление ветра заставило грот развернуться и со всей силы ударить в другую сторону.

Гик ударил мужчину в висок, после чего он перелетел через перила с мечом в руках. Франк быстро поднялся и, прежде чем мужчина пришел в себя, схватил его за ноги и вытолкнул наружу. Дальше все произошло само собой, и через секунду мужчина оказался за бортом и исчез в темной воде.

Он не знал, как долго стоял там, глядя на сверкающую воду. Миллион вопросов тут же возникло у него в голове. Почему именно они? Какой в этом был смысл? Почему именно сейчас, здесь, в темноте? Что именно произошло? Неужели это ему не снится? Может, он лежит рядом с Кларой и спит?

Это была, несомненно, прекрасная мысль. Просто закрыть глаза и продолжать жить, как будто этого никогда и не было. Но шок так глубоко проник в его тело, что он весь затрясся. Не важно, насколько невероятной или нереальной была мысль о том, что ничего на самом деле не случилось. Вопросы навсегда останутся без ответа.

Это был не сон.

Когда он наконец осмелился начать дышать ровнее и немного расслабился, то спустился обратно в кокпит и дальше в кормовую каюту, где лежал Винсент и дрожал от страха. Он сел рядом с сыном и обнял его так крепко, как только мог.

Ни один из них ничего не сказал. Может быть, и говорить было нечего. Никакие слова не были даже близки к тому, чтобы описать то, что он чувствовал. Не было таких слов, которые могли бы выразить то, насколько сильно он хотел бы попросить прощения. Вместо этого он заплакал. В первый раз за все время, сколько себя помнил.

Несмотря на это, счастье было единственным, что он мог чувствовать.