Таггерт исчезла в июле 2005 года. В то время я жил в Калифорнии со своим дядей, его вечно недовольной женой и их испорченными детьми. В июле 2005-го я целый месяц отбывал срок в колонии для несовершеннолетних за связи с бандой. Это было неоспоримо, так что у меня имелось железное алиби. Шериф все это знал из нашего разговора в октябре, когда я нарисовал портрет Молли на тоннеле, и меня забрали на допрос. Но я понимал, что его это не остановит, как и других членов правоохранительных органов – все они считали, что я так или иначе замешан. Я так и сказал Тагу.

– Ты связывался с Джорджией Шеперд? – спросил шериф Доусон, закрывая папку и готовясь уходить. Вопрос прозвучал несколько странно, учитывая, что до этого мы обсуждали Молли Таггерт.

– Нет.

Шериф избегал моего взгляда, продолжая пролистывать стопку отчетов перед собой. Поскольку он сидел со склоненной головой и без шляпы, я разглядел розоватую кожу под копной его светлых волос.

– Вы были друзьями, если я не ошибаюсь.

Он так и не поднял голову и продолжил переворачивать страницы.

– Я бы так не сказал.

Тут он посмотрел на меня.

– Нет?

– Нет.

Шериф Доусон покосился на своего тучного помощника. Тот усмехнулся. По моей груди растекся жар, и мне захотелось врезать по его пухлой морде. Я не понимал, почему он так лыбился, но догадывался, что за этим не крылось ничего хорошего.

– Гм-м… Но ты ведь был с ней в ту ночь, когда на нее напали на родео? Ты отвез ее домой и удостоверился в ее безопасности.

Я ждал, жар в моей груди распространился к ушам. Шериф все это прекрасно знал.

– Мы так и не выяснили, что произошло в ту ночь.

Он снова замолк и неожиданно захлопнул папку.

– Значит, у тебя не было никаких видений о том, что там произошло? Может, ты нарисовал фотопортрет или отпечаток пальца на одном из амбаров? Ну, знаешь хоть что-нибудь, с помощью чего мы смогли бы выследить того ублюдка? Нам не очень нравится, когда кто-то обижает наших девочек. Было бы неплохо привлечь к ответственности обидчика Джорджии.

Я молчал. Это я обидел Джорджию. Наверняка шериф на это и намекал. В конце концов, это она вызвала копов в то утро, когда умерла Пиби. Это она стояла снаружи, ожидая «скорую». Это она разузнала, куда меня поместили, и тщетно пыталась встретиться со мной. Но вряд ли шериф подразумевал все это. Очевидно, он думал, что это я ее связал – я же псих.

Но я этого не делал. И у меня не было никаких «видений», касающихся того случая. Поэтому я просто сидел молча, пока шериф и его помощник собирались на выход.

– Моисей! – Пончик вышел, но Доусон остался, держась за дверную ручку и надевая ковбойскую шляпу на свои редеющие волосы. – Я слышал, тебя скоро выпишут.

Я слегка кивнул в знак согласия. Шериф тоже кивнул и задумчиво поджал губы.

– Славно. Это хорошо. Каждый заслуживает возможности начать все с чистого листа. Но мне кажется, тебе не следует возвращаться в Леван, Моисей, – сказал он, выходя в коридор. – Мы исчерпали все свои чистые листы и вторые шансы.

И с этими словами шериф ушел, закрыв дверь.

Глава 14. Моисей

Нам наконец-то позволили выходить из комнат, и, к моему большому удивлению, мы с Тагом сдружились. Может, потому, что мы оба были молоды. Или же дело в Молли. Или же в том, что мы оба очутились в психушке, но не горели желанием уходить – как выразился Таг, «на самом дне, без желания карабкаться наверх», – или же в том, что Таг немного напоминал мне Джорджию своим говором, юмором и ковбойскими замашками. Он был моей полной противоположностью, и, несомненно, они с Джорджией бы прекрасно поладили. Эта мысль пробудила во мне странную ревность, и я уже в который раз задался вопросом, что она вообще во мне нашла.

Таг часто улыбался и не раздумывал подолгу. Быстро заводился и быстро прощал. Он никогда не ограничивался полумерами, и порой я гадал: а не будет ли лучше, если он останется в больнице? Тут хотя бы сдерживали его порывы. А еще он был сентиментальным. Одной ночью, после того как выключили свет, он незаметно прокрался по коридору и заявился ко мне без приглашений, как всегда, в поисках ответов, которые не мог дать ему никто из персонала, зато, как он считал, мог дать я.

Таг сказал, что мне выбрали очень подходящее имя.

– Разве Моисей не был пророком или кем-то в этом роде?

Я просто закатил глаза. По крайней мере, мы обошли стороной тот факт, что меня нашли в корзине.

– МОИСЕЕЕЙ! – произнес он мое имя басовитым, «божественным голосом», как в старом фильме Чарлтона Хестона «Десять заповедей».

Пиби любила Чарлтона Хестона. Когда мне было двенадцать, я приехал к ней на Пасху, и мы просмотрели все его фильмы, после чего мне захотелось измазать двери соседей алой краской и сжечь все кусты в Леване. Если задуматься, я и так измазал весь Леван краской. Во всем виноват Чарлтон Хестон!

Таг рассмеялся, когда я рассказал ему эту историю. Но затем его смех затих, и он плюхнулся на мою кровать, пялясь в потолок. Спустя пару секунд он окинул меня оценивающим взглядом.

– Если я умру, что со мной будет?

– Почему ты думаешь, что умрешь? – спросил я в стиле доктора Анделина.

– Моисей, я попал сюда, потому что пытался убить себя несколько раз.

– Да, я знаю, – я показал на длинный шрам на его руке. – А я попал сюда потому, что рисую мертвых и пугаю до усрачки живых.

Таг усмехнулся.

– Да, я знаю, – но его улыбка быстро померкла. – Когда я не пью, жизнь просто давит на меня до тех пор, пока я не могу ясно мыслить. Так было не всегда. Но сейчас моя жизнь – полный отстой, Моисей.

Я кивнул и непроизвольно улыбнулся, вспоминая, как Джорджия читала мне нотации каждый раз, когда я говорил нечто подобное.

– Смех Джорджии, волосы Джорджии, поцелуи Джорджии, остроумие Джорджии и ее длинные-предлинные ноги. – Я настолько привык к компании Тага, что, к своему огромному стыду, произнес это вслух.

– Что?

Почувствовав себя идиотом, я честно ответил:

– Я перечислял пять плюсов. Так всегда делал один человек, когда я жаловался на жизнь.

– Джорджия?

– Ага.

– Она твоя девушка?

– Хотела ею быть, – признался я, но не стал раскрывать, как этого хотел я.

– А ты – нет? Даже несмотря на ее волосы,