и подкатили к дому Бисквита. Его гараж находился в том же подвале, но въезд располагался с другой стороны здания. Здесь был оборудован удобный съезд, по которому мы и спустились, нырнув под поднявшиеся вверх автоматические ворота.

Эта часть подвала была довольно обширна, и кроме серого Мерседеса последней модели там стоял еще и самый настоящий Харлей Девидсон. Причем, как и положено, ни фига не электрический.

Тут либо у Бисквита очень широкий круг интересов, либо он инфантильный Плюшкин.

Из гаража через массивную железную дверь с кодовым замком мы попали в уже знакомые мне подвальные апартаменты.

Буркнув мне что-то невразумительное, орк ушел куда-то в глубь своей берлоги. А я, посчитав это широким жестом типа «чувствуй себя как дома», направился к бару. Ошибиться было трудно. В углу мастерской-студии, рядом с новомодными то ли бесформенными креслами, то ли огромными подушками вокруг низкого столика, находился такой же коренастый стеклянный шкафчик с целой батареей разномастных бутылок.

Над выбором долго думать не стал и сразу ухватился за широкоплечую бутылку водки самой известной на моей родине марки. Я совсем не алкаш и в жизни напивался до потери человеческого облика только один раз, но все равно уверен, что нет лучшего антидепрессанта, чем водка. При этом важно уточнить, что, как и любое лекарство, этот абсолютно немагический декокт требует точной дозировки и культуры приема.

Вышедший из душа Бисквит имел свой привычно-зеленый вид. Он с сомнением посмотрел на стаканы-вискари, в которые я щедрой рукой плеснул грамм по сто прозрачной жидкости.

Ничего не сказав, орк вернулся немного назад и достал из деревянного на вид короба какой-то пластиковый пакет. Это были непонятные коричневые шарики, судя по всему предназначавшиеся нам в качестве закуси.

Оно и правильно – пить без закуси совсем уж свинство.

Жахнули по первой. Полегчало, причем не только мне. Орк утробно икнул и с каким-то клекотом выдохнул, растекаясь по своему креслу-подушке. Кстати, удобная вещь. В том смысле, что сидится в ней хорошо, а вот вставать, особенно подшофе, явно будет непросто.

Мой новый друг наконец-то расслабился. Понятия не имею, на какой дозе он совсем окосеет, но ответы на вопросы мне нужны прямо сейчас:

– Так чего это шеф так взбеленился? Не поверю, что у него это первые трупы в карьере.

Рожа орка исказилась так, словно он разжевал лимон. Даже опять чуть посалатовел.

– Ну вот зачем напоминаешь?

– А ты бы не постарался узнать подробности? – в пику ему задал я встречный вопрос.

Так и думал, что любопытство, даже неуместное, для ученого является самой естественной вещью на свете.

Грустно вздохнув, орк все же начал говорить:

– Человеков порвала тень. – Наткнувшись на мой непонимающий взгляд, орк еще раз вздохнул и продолжил: – Чтобы впустить в наш мир тень, нужно сильное проклятие. Чаще всего мастер теней проклинает самого себя. Теперь смекаешь?

Я вынужден был беспомощно развести руками.

– Ох, – вздохнул орк, – все забываю, что ты новенький. Кто у нас спецы по проклятиям?

– Гоблины, – наконец-то мне удалось ответить хоть что-то связное.

– А пострадали люди, – добавил ясности орк. – Вот шеф и бесится. Нам только вспышки расизма не хватало. Но хуже всего другое. Мы не можем понять, как тень оказалась в квартире. Снаружи прийти она не могла. Там нормальная защита. При этом никаких специальных артефактов мы не нашли. Поверь, я не мог ничего пропустить!

Эту фразу орк выкрикнул так, словно я его в чем-то обвинял. Скорее всего, постарался озлобленный гоблин, повесив на бедолагу Бисквита всех собак. Пришлось уводить разговор чуть в сторону:

– А что это за тени такие?

Орк перестал оправдываться и начал вещать тоном раздраженного лектора:

– Все сущее во всех мирах отбрасывает тень на так называемую изнанку – измерение теней, эдакую подстежку каждого мира. У разумных существ тени особо густые. Когда тебя обуревает злоба и другие нехорошие эмоции, большая часть, чтобы не вывихнуть мозги и не вывернуть наизнанку душу, сбрасывается именно в тень. За жизнь подверженного самым разным эмоциям разумного там накапливается столько всего, что получаются жуткие монстры. И если эта темная сторона находит лазейку в наш мир, все заканчивается тем, что мы видели в той квартире. А в Женеве ткань между мирами очень тонка. Понятно?

– В общих чертах, – проворчал я в ответ, не в силах отвязаться от мрачных мыслей об очередных сюрпризах, которые не устает преподносить город. Причем сюрпризы эти один другого мерзотнее.

Мрачные мысли и вызвали у меня серьезные опасения вкупе с соответствующими выводами. Тут же возникло желание поделиться ими с моим собеседником:

– А от них можно хоть как-то защититься?

– Я могу, – довольно, с полупьяной улыбкой оскалился орк.

Он оттянул свежую майку, показывая татуировку на своей груди.

Если честно, картинка не впечатлила. Какой-то мимишный зверек – помесь панды и Чебурашки. Похоже, что-то из моих мыслей отразилось на лице, и Бисквит обиженно засопел:

– Да, Чухуту – не самый свирепый зверь, но, если надо, он кому хочешь глотку перегрызет. И его дух сможет защитить меня даже от сильной тени. А еще он очень любознателен, сообразителен и креативен.

– Успокойся, – замахал я руками на обиженного орка. – У меня и такого нет.

– В том-то и дело, – оттаял орк и с сожалением посмотрел на меня. – Люди не способны принять тотемного духа, а других способов защититься от теней я не знаю.

– Печалька, – вздохнул я и в расстройстве разлил еще по пятьдесят.

Свою пайку выпить успел, а вот стакан орка остановился на полдороги до его рта:

– Хотя…

Нарушая все древние традиции пития, он вернул невыпитый стакан на стол и куда-то убежал. Впрочем, что с него возьмешь – дикий орк.

Бисквит вернулся через минуту с какой-то невзрачной, сильно потертой картонной коробкой в руках. Недолго думая, он тут же вывалил все ее содержимое прямо на стол.

Да уж, что-то среднее между содержимым мусорного бака и тайника пятилетнего ребенка. Какие-то веревочки с узлами, кожаные, явно засаленные ремешки, перья, кости и даже зубы мелких животных. Имелись и камушки, но тоже явно далеко не драгоценные.

Задавать очевидный вопрос я не стал, прекрасно понимая, что в этом городе и в этом доме случайные вещи никто хранить не станет. Лишь приподнял бровь, ожидая пояснений.

– Вот, – торжественно заявил орк, выудив из вороха мусора какой-то крысиный зубик на тонкой веревочке.

– Ну и что это?

– Один их моих первых артефактов, сделанных, еще когда я даже не заслужил звание ученика. Нас тогда у мастера было два десятка мелкоты, и каждый хотел выделиться. Здесь спит могильный светлячок.

– Очень позитивное название, – скривившись заявил я, с большим таким сомнением рассматривая первое творение моего зеленокожего друга.

– Много ты понимаешь, – буркнул обиженный орк. – У нас после битв всех павших воинов хоронят в одном кургане. И на изнанке в этой точке собирается множество оторванных теней. Да и ткань сущего там очень тонка, так что прорывы случаются довольно часто. Поэтому живущие рядом духи, даже очень мелкие, учатся защищать себя как могут. Вот этот светлячок, когда рядом оказывается тень, сильно пугается и вспыхивает особым светом, который теням очень не нравится. Убить этих тварей светлячок не сможет, зато отпугнет.

– Шикарная вещь, – тут же сменил я скепсис на воодушевление.

Кто бы сомневался, что без ложки дегтя тут не обойдется.

– Ты не сильно радуйся, – сморщил свою гориллоподобную рожу орк. – Говорю же, он очень пугливый, и если тень будет сильной, то просто сбежит из артефакта. К тому же, чтобы пробудить его, нужна живая сила. Я встрою светлячка тебе в щит, но это немного ослабит печать. Не сильно, процентов на пять-семь. Так что сам решай. Тень ты можешь и не встретить, а, так сказать, понерфленный щит – штука не самая приятная.

Да уж, выбор не самый простой. Взять бы запасной щитовик, но это штучные артефакты и кроме наработки построения печатей идет еще и привыкание к инструменту. Пять, а тем более семь процентов – это действительно неприятно, но еще