С мамой у неё были самые тёплые отношения. По прошествии многих лет мне довелось не раз бывать в её квартире на Арбате, и наши длительные доверительные беседы взаимно дополняли картины их совместного легендарного прошлого.

Старший помощник начальника отделения РУ ГШ КА, преподаватель разведшколы капитан Мария Полякова («Мира»), 1938 г.

Когда я поделился с отцом своими впечатлениями о прочитанной книге, посвящённой руководителю нашей разведки Яну Карловичу Берзину, он вдруг сказал, что однажды имел с ним длинный вечерний разговор. Я даже замер от напряжённого интереса. Приведу краткое изложение его воспоминаний об этой уникальной встрече. «После того как мы сдали экзамены за курс обучения в разведшколе, мне приказали в назначенное время явиться к начальнику разведуправления. Его тогда у нас мало кто видел – он только что вернулся из Испании. Женщина-секретарь предупредила, что к начальнику надо обращаться без воинского звания, просто «Павел Иванович». Захожу в тесненький кабинетик – и вижу у него три ромба – а я его просто «Павел Иванович»! (Берзин имел воинское звание армейского комиссара 2 ранга. – П.К.) Разговаривали, будто гражданские. Он расспросил о родне, срочной службе в армии и учёбе в академии. Потом отвёл меня в соседний большой кабинет, в котором на длинном столе были разложены оружие, отдельные агрегаты самолётов и танков. (Впоследствии я прочитал, что это были образцы вооружений, собранные в Испании. – П.К.) Берзин попросил меня посмотреть его выставку и рассказать, что я знаю об этих образцах вооружений. Посмотрел – всё незнакомое, иностранное, и вдруг вижу – нагнетатель немецкого авиационного мотора. Я такой изучал по статье в заграничном техническом журнале, когда в академии конструировал такой же нагнетатель при дипломном проектировании. Ну, я ему и рассказал о принципе действия и о том, насколько увеличивается высота полёта самолёта с таким нагнетателем. Берзин предложил сказать несколько фраз по-белорусски, потом по-английски. Затем сообщил, что мне предлагается служба за рубежом на нелегальном положении. Поразило, что он сказал: главным вашим противником будет Англия (в те годы главными будущими противниками считались Япония и Германия[282]. – Прим авт.). Ехать придётся надолго и желательно вместе с женой». Впоследствии мама рассказывала мне, что после этой памятной встречи он некоторое время занимался с ней изучением английского языка.

Цюрихский коммерсант с чехословацким паспортом

«Я должен был уехать в Англию летом 1938 года, – делился своими воспоминаниями отец в ходе одного из доверительных разговоров. – Однако оформление документов затянулось до конца года. Некому было их подписать. На место бесследно пропадавших начальников приходили новые, не знакомые с нашей работой, всего опасавшиеся. Кроме того, в начале 1939 года, когда весьма реальной стала скорая война с Германией, въезд в Англию немцев, а также граждан частично оккупированной Чехословакии начал ограничиваться. Тогда я этого не знал и поэтому был очень удивлён, что в лондонском порту вместо двух месяцев, на которые была оформлена моя туристическая виза, в паспорте поставили разрешение только на неделю. Этого времени едва хватило на получение указаний руководства о дальнейших действиях. Мне приказали ехать в Париж. Там я провёл почти месяц в ожидании связи. Мои командировочные деньги совсем закончились, когда, наконец, со мной встретился резидент и в итоге длительной беседы огорошил сообщением, что вместо возвращения домой меня надолго направляют в Швейцарию. Вместо вольного туриста я должен был стать коммерсантом в Цюрихе и впоследствии объявить себя эмигрантом».

Мария Иосифовна Полякова поведала мне, что этим резидентом был знаменитый «Гарри» – Арнольд Шнеэ (Анри Робинсон), бывший коминтерновец, создавший разветвлённую разведсеть Красной армии и охватывавшую несколько стран Европы[283]. В Швейцарии отца принимала Рашель Дюбендорфер – руководитель разведгруппы «Севилья». С Шандором Радо отец познакомился при передаче крупной суммы денег, которую он привёз ему из Франции.

На начальном этапе работы в немецкоговорящем кантоне Швейцарии перед отцом остро встала языковая проблема. Перед заброской он почти круглосуточно изучал английский язык, для чего в разведшколе даже жил в одной комнате со своим педагогом-англичанином. А уже в Цюрихе пришлось срочно учить немецкий язык. Когда я, будучи школьником, готовил уроки по немецкому языку, отец нередко подтрунивал: «Я немецкий язык выучил за два месяца. Купил патефон и брал в магазине напрокат пластинки лингофонного курса. Выучу пластинку наизусть – и меняю в магазине на следующую».

Фёдор Кругликов («Пауль»), командир разведгруппы в 1939–1941 гг.

Спустя некоторое время по решению командования ГРУ Ф. Ф. Кругликов был назначен руководителем новой разведгруппы, в состав которой были включены члены резидентуры Шандора Радо и группы Дюбендорфер. В 1940–1941 гг. её основной задачей был сбор сведений о действиях Германии, затрагивавших интересы СССР. Согласно воспоминаниям отца много сил пришлось потратить на подготовку ответов московскому руководству о «несанкционированном Гитлером» полёте Р. Гесса весной 1941 года в Англию.

Когда появился фильм «Кто вы, доктор Зорге?», а затем сообщение о запоздалой высшей награде выдающемуся разведчику, в ответ на мои восторги отец сказал: «Не один Зорге сообщал о правильных датах нападения Германии. Я тоже посылал такие сообщения, да и не я один. Печально, что нам не поверили». Свои шифровки он передавал по отдельному радиоканалу, для организации которого в состав его разведгруппы были переданы из резидентуры Радо радисты Ольга и Эдмунд Хаммели. Разведгруппа Ф. Ф. Кругликова действовала полтора года, её работа была достойно оценена руководством ГРУ. Отец получил воинское звание майора и был награждён орденом Красной Звезды.

В лагере, октябрь 1941 г.

Однако после такого вполне удачного начала перед отцом возникла большая проблема. Чехословацкое правительство в изгнании объявило войну гитлеровской Германии. Отец, имевший чехословацкий паспорт, как гражданин воюющей страны по закону о нейтралитете Швейцарии должен был или покинуть её пределы, или быть интернирован. В своих воспоминаниях отец часто касался темы пребывания в лагере: «Вдруг осенью 1941 года вызывают в полицию. Вручают предписание покинуть страну или явиться в один из лагерей интернирования. Пошёл к адвокату, потом опять в полицию. Дали несколько дней отсрочки, но – выхода не видно. Послал сообщение руководству. Что делать? Неужели становиться «дважды нелегалом» и жить без разрешения властей? Получил указание: от интернирования не уклоняться. Разведгруппу и радистов передать Шандору Радо, постараться освободиться из лагеря на легальных основаниях. В полиции я взял направление в лагерь, расположенный недалеко от городка Локарно в итальянском кантоне Тичино».

Радиопередатчик собственного изготовления

Пребывая в лагере интернирования, отец имел возможность пользоваться фотоаппаратом. Сделанные там снимки он комментировал так: «Фактически лагерь был рабочим