тогда, в душе Клары взыграл кураж — будто и не было за плечами прожитого десятилетия. Она обнаружила себя тоже в платье, удивительного василькового цвета, кудрявую блондинистую копну на голове, а на ногах босоножки со сверкающими бабочками на высоченной шпильке.

В целом было всё неплохо. Но… Тревога сжала сердце Клары — куда они опять вляпались?

— Гоша, может, ты объяснишь?

— Это же “Харлей”, Кларисса! Ты хоть представляешь, какая это легенда?!

Гоша восторженно обежала вокруг затихшего монстра. Пнула колесо, понажимала рычаги и кнопки. Взгляд её наконец-то упал на коляску, и она расхохоталась, безудержно, от всей души.

— Профессор! Вам Иннокентий не жмёт?

Профессор Кравцов крутил головой и пытался одной рукой высвободиться от железных объятий слесаря, который в оцепенении, продолжал смотреть вперёд и держать мёртвой хваткой профессора, как спасательный круг.

— Приехали, Иннокентий! Ваша остановка! — прокричала Гоша в ухо слесарю, и тот наконец-то ожил. Похлопал глазами, пригладил стоящие торчком волосы и недоумённо воззрился на Гошу:

— Етить его!..

— У нас мало времени! Нечего рассиживаться! — недовольно пробрюзжал профессор. — У меня спина затекла!

Гоша раздражающе загоготала. Клара, убив её взглядом упрёка, поспешила помочь двум барахтающимся в люльке мужчинам. Оказалось, у профессора чудесным образом отросла нога, и он, поддерживаемый Иннокентием, с одной стороны, и Кларой — с другой, встал на свою одну.

Глава 14. Семён Павлович Медведев

Настойчивый, непрерывный телефонный звонок вытянул Войцеха из глубин сна, наполненных водоворотом из старух, стариков, женских ног и стоптанных туфлей. Он открыл глаза и со стоном поднялся — болела каждая клеточка тела. Кто мог звонить ему в такой ранний час? Впрочем… Он кинул взгляд за окно и понял, что во дворе отнюдь не утро.

— Загорски! — закричал в трубку голос шефа, как только Войцех ее взял. — Где тебя черти носят?! Почему не на службе?!

— Я… Э… — Войцех попытался сконцентрироваться. Вот так, просто, да еще и по телефону не расскажешь все, что он нарыл за прошедшие сутки.

— Отставить! — приказал шеф. — Быстро в отдел. У нас ЧП!

Войцех положил трубку и вспомнил про голодное око, вытащил его из кармана. Око было еще живое, и Войцех с облегчением вздохнул. Досадно будет, если оно все же сдохнет. Контрастный душ помог окончательно прийти в себя, и когда он, чистый и свежий вышел из дома, то чувствовал себя полным сил и готовым к новым опасностям, какими бы они ни были.

Когда Войцех зашел в отдел, совещание, или, судя по крикам шефа — разнос, — преодолело кульминацию и входило в завершающую стадию. Войцех с облегчением выдохнул. Стараясь быть незаметным, он протиснулся в кабинет начальника и встал за спины коллег.

— … дебилы! Как можно пропустить такое? Для чего мы весь город опутали чиповой нитью, если вы не можете элементарного — считать датчики с показателями ахно-энергии?! Потапов! Почему не доложил немедленно?!

— Полагал, что они вышли из строя, товарищ майор, — вытянувшись во фрунт отчеканил Потапов. — Никогда ж такого…

— Он полагал, Ёж твою мать! А инструкции для кого написаны? Для Карлсона?

— Не могу знать!.. Кралсона в смысле… Товарищ майор.

— Тьфу ты!.. Загорски!

— Здесь, товарищ майор!

— А. Явился, наконец-то…

Шеф сел за стол и махнул рукой, позволяя всем остальным сесть. Войцех, благоразумно остался стоять, выражая взглядом готовность к действию, однако до сих пор не понимая, что за ЧП произошло, пока он отсыпался.

— Эти… Прыгуны, мать их… между прочим, по твоему делу проходят. Райзенбахи, или как там их….

— Райхенбах, — поправил Войцех.

— Во-во… Так ты не в курсе? Потапов. Доложи.

Он откинулся на спинку стула и хлебнул из кружки, в которой, как все знали были намешаны кофе, коньяк и экстракт гуараны. Потапов встал и глядя на майора отччитался:

— В одиннадцать ноль семь утра датчики на доме по адресу Пролетарский тупик, дом два, зафиксировали вспышку ахно-энергии на отметке девяносто девять и восемь десятых Ахн, что соответствует лишь двум возможным вариантам применения ахно-энергии: прыжок во времени и провал в пространстве, в объеме…

— Садись, — махнул рукой шеф. — Самойлов. Что твои оперативники?

Самойлов, не вставая, лениво отчитался:

— В одиннадцать сорок восемь на адрес прибыл Франтишек Кучера, который после того, как вошел в парадную, на связь не выходит вот уже, — он посмотрел на наручные часы, — один час и тридцать две минуты. Возле дома со сменой в пятнадцать-двадцать минут, не заходя в парадную, дежурят оперативники. Но пока что ничего подозрительного не происходит. Люди в парадную входят и выходят из нее.

— А что голодное око Кучера?

— Молчит.

— Так… А почему молчит твое око, Загорски?

Вместо ответа Войцех вынул око из кармана и продемонстрировал его собравшимся. По кабинету пронесся вздох.

— Ё-о-опт! — протянул потрясенный шеф. — Что с ним?

— Долго рассказывать. Разрешите отнести в инженерную службу, пока дышит?

— Неси, — разрешил шеф. — Но потом сразу ко мне. И смотри! Не сумеешь все объяснить, будешь писать рапорт.

“Во сколько? В одиннадцать ноль семь? Прыжок, значит. А я где был в это время? Спал, — перебирал Войцех в голове то, что узнал. — Упустил, значит… Но кто ж знал? Да и железный я что ли?.. А они, значит, наблюдение… Если поймают Гошу, а меня рядом не будет… — он представил себе последствия. — Нет-нет. Нельзя допустить. Эти коновалы не знают, не умеют обращаться с бурлаками. Только хуже сделают. Павлыч вон говорил, что хоть на ремни их порежь…”

Войцех понял, что во что бы то ни стало он должен взять контроль над операцией в свои руки. Чтобы без его ведома никто не посмел… ни шага.

Главный инженер Бишке Леви принял голодное око из рук Войцеха так, словно принимал новорожденного из лона матери.

— Ты ж мое светило, — ворковал он. — Ты мое дыхание. Этот тупой солдафон не смог уберечь тебя, да, мой золотой? Пойдем, расскажешь мне все.

Бишке считали немного двинутым, но он умудрялся приводить практически нерабочую технику в порядок, и за это ему прощалось все, вплоть до “тупого солдафона”.

— Починишь? — без особой надежды спросил Войцех.

— Я б тебе мозги починил, Войцех Загорски, но это невозможно, потому что, прежде чем их чинить, их для начала нужно иметь.

Войцех проглотил и это, понимая, что голодному оку досталось неслабо. Что ж, обижаться на Бишке не стоило. Все знали, что снаряга для него была живой и имела большую жизненную ценность, чем те, кто ее носил.

Когда Войцех вернулся в кабинет начальника, совещание уже закончилось, и все разошлись. Войцех рассказал почти все. Он скрыл только сведения о внедрении