Сжимаю его пальцы в благодарность за поддержку. Лицо мамы возмущённо застывает.

—Я хотела поговорить с тобой позавчера, мам. Когда нам нужна была помощь и поддержка. Но у тебя не нашлось для меня ни времени, ни понимания.

—Не при посторонних, Виктория.

—А здесь нет посторонних!

Стеф обнимает меня за плечи, притягивая ближе.

—И всё-таки удели мне полчаса, милая,— с улыбкой, но глаза ледяные.

—Здесь есть кофейня в соседнем доме,— подсказывает мне Стеф.

—Погуляешь пока с Илюшкой?

—Без проблем. А хочешь, пойдём с тобой?

А вот…

—Хочу!

Стеф усаживает на диван Илью и приносит ему сладкое меню.

Мы присаживаемся с мамой за соседний столик. Молча смотрим друг на друга, пока нам делают кофе. В её взгляде нарастает пренебрежение. В детстве меня можно было пытать этим взглядом. Но давно уже выработался иммунитет.

—С коньяком, пожалуйста,— уточняет мама, поднимая руку и изящно изгибая пальцы, чтобы привлечь внимание баристы. И меня корёжит от этого пафосного жеста. Наверное, я дошла до стадии острой аллергии на всё, что ассоциируется у меня с моей жизнью.

С коньяком? Качаю осуждающе головой.

—Ты же за рулём.

—А ты замужем!— шипит она гневно, срываясь на эмоции.

—А я развожусь.

—Вика…— машет она на покрасневшее лицо руками.— Ты сошла с ума?

—Нет, я в себе.

—Посмотри на себя! Я и не узнала тебя сразу. Ты что, в деревне на покосе?

Устало закрываю глаза.

—Это всё, что ты хотела сказать?

—Кто этот… мужчина?— вздрагивают её губы.

—Он представился.

—Хватит! Ты понимаешь, о чём я спрашиваю! Кто он тебе?

—Когда вы с папой проигнорировали мою просьбу о помощи, он на неё отозвался.

Что ещё о нём ты хочешь знать?

—Никто не игнорировал! Ты бросила трубку! Я пыталась помочь!

—Всё, мам!

—Борис был у нас. Рассказал про твою шизу: ты придумала, что он намеренно хотел навредить сыну и сбежала, украв ребёнка! Ты в точно в себе?

—Я ничего не придумала. Допусти мысль, что это правда. Что тогда?

—Это чушь! Борис любит сына! Он заботится о нём как никто другой. Он замечательный отец!

Илья закатывается от смеха за соседним столиком.

—Мам… а ты слышала, чтобы Илюшка хоть раз смеялся рядом с отцом?

—При чём здесь это? Борис не клоун!— бросает недовольный взгляд на кроссовки Стефа.

—А при том, что альтернативная версия заботы мне больше импонирует. И Илье тоже!

—Виктория… ты позоришь нашу семью.

—Я прямо ждала этих слов. Наверное. Но вам придётся принять моё решение, мам.

—У отца выборы! Как ты можешь так поступать с ним?

—Мне очень жаль,— опускаю взгляд.

—Если пресса пронюхает, что ты при живом муже живёшь у какого-то… нищего плебея… дешёвого плейбоя!!— оглядывает крепкие плечи Стефа.

—До свидания,— встаю я.

—Сядь!

Сопротивляться агрессивному командному тону так же спокойно, как реагировать на осуждение, я ещё, видимо, не могу. Плюхаюсь обратно на диванчик. Мама нервно выпивает полкружки кофе залпом. Так же, как пьёт обычно крепкий алкоголь.

—Я поговорила с отцом. Ты можешь переехать к нам, пока всё не наладится.

—Спасибо.

—Забери Илью и поехали.

—Неточно выразилась. Спасибо, но нет.

—Послушай меня, милая,— сжимает мою кисть.— Заканчивай этот позорный детский протест и поговори с мужем. Он готов… выслушать все твои претензии.

—Спасибо!— зло и холодно улыбаюсь я.— Но тоже — нет. Поздно. Я живу с другим мужчиной, мам. Полноценно. Пути обратно нет.

—Господи, какой позор…— сделав трагичное лицо, отворачивается к окну. И, вдохнув поглубже, заговорщицки снижает голос: — Об этом никто не узнает, милая…

Мы никому не скажем. Вернись… Борис не задаст тебе таких вопросов, чтобы сохранить семью. Я уверена!

—Дело в том, что я больше этого не стыжусь. Мне, наконец-то, хорошо. Я чувствую, как меня любят.

—Этот… Державин, кажется?— уже всё поведали про него!— Он не пара тебе.

—Его зовут Степан. Он детский врач. И прекрасный человек.

Раздражённо отмахивается.

—Врач… У него была подростковая судимость за драку, ты в курсе?

—Парни иногда дерутся, мам, я этот факт переживу.

—А мы с отцом — нет! Наверняка ему нужно что-то от отца, вот он и приклеился, чтобы влиться в семью! Ты же знаешь… альфонсы всегда ищут таких дур, как ты, и кружат им голову. Посмотри на него. Это же очевидно, что альфонс.

—То есть я настолько убогая, что просто так мужчина не может в меня влюбиться?

Только в возможности моего отца?!

—Женщины переоценивают значение своей внешности!

—Ты мне это говоришь? Да ты же на ней помешана!

—Это поддерживает статус отца! Я слежу за собой, потому что я — идеальная жена. Но поверь мне, осознаю, что этой монетой мужчину не купить.

—Купить, продать… Тошно! Это все сплетни и доводы? Мы можем ехать? У нас дела.

—Опомнись… Отец рвёт и мечет!

—Передай ему, что я… прошу прощения, что не так идеальна, чтобы войти в его предвыборную. Но я наконец счастлива и верю, что он найдёт в себе немного любви ко мне, чтобы простить это.

Встаю и показательно пересаживаюсь за стол к своим мужчинам, оставляя маму одну. Высказать я всё высказала, но чувствую себя и близко не так уверенно, как держалась. Меня всю колотит. От обиды, что мама не понимает. И от страха, что это только начало! Отыскиваю внимательный взгляд Стефа.

—Я люблю тебя, Ягода. Всё хорошо.

—Поехали…— хватаясь рукой за горло, беззвучно умоляю его.

Мои руки дрожат. Стеф набирает в ложку мороженого. Подносит к моим губам.

—Клубничное…— подмигивает.

На автомате обхватываю ложку губами и проглатываю, не чувствуя вкуса. Мне кажется, он намеренно дразнит сидящую за соседним столиком маму. Осуждающе рассматривающую нас.

—А почему бабушка не идёт? Ой… Марина,— поправляется Илюшка, ища у меня взглядом пояснения: «свой» Стеф или нет. И можно ли при нём называть бабушку «бабушкой». Или нужно Мариной.

—Господи…— закрываю я глаза.— Это какой-то фарс.

—Ты про что?— тяжелеет взгляд Стефа.— Про нас?