Шрифт:
Закладка:
— Может, он наверху? — говорит Лора, откидывая с глаз челку.
Через пять минут я стучу в дверь комнаты Рика. Она открывается с мягким щелчком. Мой взгляд падает на письменный стол чудо-мальчика: на нем лежат синий футляр для зубной пластинки, наполовину использованный тюбик со средством от прыщей и кусок мыла, отдельно от них — куча китайских и американских снеков, которые Рик припас для поездки: пакетики с сухофруктами, орехами, лунными пряниками, банка чипсов «Прингле», упаковки бутылок с холодным чаем. На половине его соседа посвободнее: корзина для стирки, почти не смятое одеяло, словно Ксавье пытается делать вид, что тут не живет.
— Пожалуйста, успокойся, — говорит Рик. — Я же тебе говорил. Мой телефон до сих пор не работает. Смена часовых поясов подвела.
Рик стоит у окна над холщовым мешком с рисом, купленным вместо гирь. Его черные волосы, влажные после душа, выделяются на фоне зеленого воротника рубашки. Он прижимает к уху трубку стационарного телефона, потирая большим пальцем шрамы на внутренней стороне остальных пальцев уже знакомым мне тревожным жестом.
Даже отсюда я слышу голос девушки на другом конце провода:
— Меня тошнит от твоих дурацких оправданий! Ты и вся твоя семья…
— Дженна, я же попросил прощения. Если бы ты могла прилететь сюда…
— Если хочешь трахаться со мной, Рик У, не надо было вообще ехать на Тайвань. Ты мог бы делать это здесь, в моей спальне.
Мне ужасно неловко. Я стараюсь отогнать возникающие в моем воображении непотребные видения. И уже жду, что Рик обрушится на Дженну, — но и боюсь этого.
— Дженна, я знаю, как тяжела разлука. Нужно, чтобы ты потерпела. Прошу тебя. Дженна! Дженна, подожди!
Рик чертыхается и роняет телефон, от прежней беспечной позы не осталось и следа, теперь он зажат и беспокоен. Мне хочется подойти и снять с него напряжение.
Рик изо всех сил бьет кулаком по мешку с рисом. Зерно, шурша, высыпается из дырки в холстине на пол. Тут он замечает меня и подпрыгивает от неожиданности, с грохотом опрокидывая лампу. Дверь за мной захлопывается, и порыв ветра треплет страницы учебника, лежащего на столе.
— Извини, — хором произносим мы. Не знаю, кто из нас больше расстроен — Рик или я. Он поправляет лампу, затем опускается на колени и начинает собирать рис в кучку.
— Мне очень жаль, что ты это слышала.
— Что случилось?
Я беру мусорное ведро и зачерпываю две пригоршни риса.
— Не могу понять. Ее разозлило, что я уехал в лагерь. Мы никогда не расставались дольше чем на несколько дней.
— Правда?
Даже я порой уезжала из дома на целую неделю, отправляясь в очередную экскурсионную поездку со школой. Так вот в чем проблема? Должно быть, у Дженны настоящая зависимость от Рика. Я ощущаю легкий укол сострадания. В моей танцевальной команде есть такие девушки: умные, веселые, красивые, которые почему-то не способны выйти из дома без своего парня — им всегда требуется его присутствие.
— А она не думала поехать с тобой?
— Не смогла. Дженна работает волонтером в конном лагере для детей-инвалидов. Я пытаюсь уговорить ее прилететь на неделю, но она безумно боится летать.
— Билеты и в самом деле дорогие.
— Для Дженны это не проблема. Ее отец — член правления Гонконгского банка.
— О!
Я заливаюсь румянцем. Все мое сострадание испаряется: чтобы в мгновение ока приобрести билет на международный рейс, Дженне не понадобится продавать жемчужное ожерелье. Мне даже трудно представить себе такое. Я переминаюсь с ноги на ногу, стряхивая рис с ладоней.
— Софи и Ксавье ждут внизу.
— Вот черт! — Рик выбрасывает в мусорное ведро последнюю горсть риса. — Я совершенно потерял счет времени.
Я высыпаю из мешка оставшиеся зерна, складываю его пополам и бросаю на стол рядом со стопкой открыток. На верхней — имя Дженны и несколько размашистых, крупных строк. Рядом лежит четырехстраничное письмо, написанное каллиграфическим почерком. Я не могу устоять перед соблазном. Последняя страница оказалась наверху, в самом конце написано:
Мы с Шеллс ходили сегодня в «Суит коннекшнз». Так хочется, чтобы ты поскорее вернулся. Я все еще пытаюсь понять, зачем тебе понадобилось уезжать. Нашла для тебя классную песню — приберегу ее для того времени, когда ты вернешься и мы сможем послушать ее вместе.
Буду любить тебя вечно.
На полароидном снимке Дженна обнимает за плечи девочку, ровесницу Перл, с косичками и глазами с янтарными крапинками, как у Рика. Обе плутовски улыбаются и держат в руках рожки с мороженым. Эта девочка — Шелли, сестра чудо-мальчика. Дженна без ума от Рика. Ее милая внешность не вяжется с рассерженным голосом из телефонной трубки, и все же Дженна, написавшая письмо, — должно быть, та самая девушка, которую любит Рик, а я стою здесь и читаю его личную почту.
Рик таращится на свой телефон, словно может телепатически вызвать ее сюда.
— Рик? — Я откашливаюсь. — Ты все-таки идешь?
Он вздрагивает:
— О боже!
Он открывает ящик комода и, схватив свою цзянь-таньскую сумку, запихивает туда носки и трусы. Затем швыряет сумку на комод и задвигает ящик плечом.
— Видеть не могу свою родню.
Я прищуриваюсь:
— Ты о чем?
— На прошлое Рождество мы с сестрой приезжали сюда вместе с мамой. Я ежедневно получал нагоняй от пяти тетушек и дядюшек: «Рик, ты обязан бросить эту девчонку к чертям собачьим и найти себе более подходящую».
— Они с ней уже познакомились?
— Да. Прошлым летом, в Штатах. Мама не ела три дня, пытаясь заставить меня порвать с Дженной.
— Не ела?
Да, вот кто умеет давить на совесть; мать Рика намного переплюнула мою маму с ее ниткой черного жемчуга. Я вспоминаю, как Дэн удирал по нашей подъездной аллее. Мои родители прогнали его. Как они смеют диктовать нам, кого любить?
— Что за дерьмо, Рик. Мои предки тоже не разрешали мне ни с кем встречаться.
— О, мои хотят, чтобы я встречался. — Он нервно смеется, и этот смех совсем не похож на обычный смех Рика. — По части приверженности традициям моя семья может поспорить с династией Цин. У меня двадцать два двоюродных брата и сестры, но я единственный мальчик с фамилией У. На меня возлагают большие надежды — я должен продолжить род. — Рик проводит рукой по лицу, снова опустошенный. — Только не с ней.
— Почему она им не нравится?
— По идиотским причинам.
Я стискиваю зубы:
— Не сомневаюсь.
— B этом году они будут говорить: «А что там на „Корабле любви“? Двести пятьдесят прелестных китаянок из Штатов: можно ли упустить