В Бами генерал въехал молчаливо. Голову держал гордо, дескать, дьявол с ним, с конем. Но деланного безразличия хватило в нем ненадолго. Выслушав от князя Эристова подробности нападения текинцев, сказал:

— Господин полковник, не кажется ли вам, что в пропаже моего жеребца и в приобретении доктором Студитским коня у текинцев есть определенная связь?

— Ну что вы, господин генерал! — возразил Эристов. — Излишняя подозрительность. Доктор весьма аргументированно изложил свою полную непричастность к каким-либо пакостям.

— Будьте любезны, полковник, пришлите ко мне через часок Студитского, — распорядился Скобелев.

Помывшись после дороги и пообедав, командующий снял сапоги и мундир, облачился в турецкий халат и в таком домашнем виде принял доктора. Студитский вошел в генеральскую кибитку в сопровождении Эристова.

— Снимайте, господа, сапоги и садитесь на ковер, — предложил генерал. И, когда оба офицера выполнили его просьбу, сказал по-свойски: — Капитан, давайте поговорим откровенно?

— Я всегда готов, господин генерал-адъютант, — сдержанно отозвался Студитский, предвидя, что разговор вновь, как и прежде, будет нелегким.

— Я хорошо знаком с тем, как вы исцелили текинского хана: мне рассказывал Худайберды, да и от других слышал, — заговорил Скобелев. — Я допускаю мысль, что текинский хан в благодарность за спасенную жизнь подарил вам скакуна. Как говорится, добром ответил на добро. Но, господин капитан, как вам известно, через месяц-другой мы начнем осаду крепости, и тогда, может статься, исцеленный вами текинский хан занесет над моей головой саблю… А может быть, и над вашей. Вы способны защитить меня от своего друга-текинца, если такое случится? Вы поднимете на него руку?

— Господин генерал-адъютант, это исключено.

— Ну что ж, спасибо за честный ответ, — проговорил, насупившись, Скобелев и посмотрел на Эристова. — Вот так, полковник… Доктор наш, по крайней мере, не кривит душой. А Узатис клялся мне в верности, сапоги мне целовал… А потом ограбил и застрелил самого дорогого для меня человека на свете, родную мать. — Скобелев выпрямился, взглянул гневно на Студитского и выговорил с обидой: — Спасибо за честность, но если бы вы не защитили меня от текинского хана, Россия бы вам никогда не простила этого отступничества!

— Господин генерал-адъютант, вероятно, вы не поняли меня, — пояснил Студитский. — Я не могу защитить вас, ибо ни под каким предлогов не собираюсь ехать под Геок-Тепе. У меня и моей миссии совершенно иные, далеко не батальные задачи.

— Ах, вот оно что! — оживился командующий. — И что же вы намереваетесь делать? Сидеть в Вами и смотреть на гибель других?

— Мой долг спасать людей от гибели, — спокойно отозвался Студитский. — Ее сиятельство графиня Милютина поручает мне на время военных действий заведовать здешним госпиталем. Князь Шаховской уже подписал приказ.

— Недурно, — помолчав, отметил генерал. — А если я отменю приказ Шаховского?

— Тогда вы лишите меня возможности оперировать раненых. Я займусь делами миссии.

Эристов, доселе молчавший, вздохнул и посмотрел с укоризной на командующего.

— Господин генерал, смиритесь с потерей своего жеребца, ей-богу! Хирургов в вверенном вам отряде почти нет, раз, два и обчелся, а вы и Студитского хотите прогнать. Ей-богу, у нас в Грузии говорят: когда горит сердце, то молчит рассудок.

— Ладно, князь, сам не горячись, — попросил Скобелев. — С капитаном у нас разговор еще продолжится, когда я, после осады крепости, установлю крепкий и долголетний мир. Я заставлю текинцев склониться перед Скобелевым. Можете быть свободны, доктор. Принимайте госпиталь, а я начну готовиться к походу…

X

Осень пришла в Ахал-Теке черными бурями. Песок каракумской пустыни, поднятый в небо, заслонял солнце начисто. Выпадали дни, когда в Вами и окрестностях было совсем темно, словно ночью. Песок струями сыпался с неба и сухо потрескивал на половицах и столах. Черные слои пыли постепенно отступали на восток, но долго еще небо отсвечивало желтизной. И едва оно очистилось — наступило похолодание. С переменой погоды произошли перемены обстоятельств. Вскоре после черных бурь в Вами подошли верблюжьи караваны — почти шесть тысяч животных. Это значило: армия Скобелева теперь в состоянии поднять в путь все довольствие.

Начальник тыла генерал Петрусевич и Худайберды, как и намеревались, побывали не только у Сарыкамыша, но и на Мангышлаке. В караванах пришли сплошь косматые бактрианы[22], а караванщики — киргизы. Скобелев, довольный слаженным делом, шумно обнимал и хлопал по плечам начальника тыла, пожимал руку кизыл-арватскому хану. В конце концов, проводил их обоих в новую баню, а когда они вернулись, раскупорил бутылку французского коньяка и выпил с Петрусевичем за успех. Попробовал командующий взбодрить рюмкой и Худайберды, но тот воспротивился, замахал руками и, смеясь, выскочил наружу.

— Ладпо, пусть пьет чай, — сказал Скобелев и принялся расспрашивать в подробностях о путешествии: — Значит, говоришь, киргизы хорошо расположены к нам?

— Да не жалуюсь, Михаил Дмитриевич. Не только верблюдов, но еще и целую тысячу лошадок для дековильской дороги продали.

Услышав о лошадях, Скобелев помрачнел, пожаловался с обидой:

— А мои казаки скакуна моего проглядели. Теперь на нем Тыкма-сердар катается, хвастается всюду: у самого „белого генерала“ коня украл!

— Я слышал об этом на Эмбе, — сказал Петрусевич. — Не поверил. Думал, врут киргизы.

— На Эмбе даже знают?! — испуганно спросил командующий и сел. — Если до Эмбы слухи дошли, то небось и в Петербурге известно. Сучий сын Тыкма. Да я его на паршивой кобыле после взятия крепости возить буду и всей Европе показывать!

— Непонятно, на что надеются текинские ханы, — сказал Петрусевич. — Неужто им не ведомо, что сил у нас во сто крат больше?

— Известно… Все им известно, — недовольно сказал Скобелев. — Дело в том, что не свои силы они сравнивают с нашими, а английские да турецкие. Все думают: британский премьер и турецкий султан вступят в сговор против России, не дадут в обиду текинцев. Проанглийская группировка в Геок-Тепе сильна. И главный хан, и духовенство ждут англичан. С месяц назад, по сведениям нохурцев, в Геок-Тепе побывал английский агент, перс по происхождению, некто Аббас. Письмо от английского командования привез, чтобы держались во что бы то ни стало, не поддавались России. Дескать, Англия предпримет все меры, чтобы убрать царские войска из Ахала.

— Ужели все еще реальна угроза англичан?

— В настоящий момент они совершенно для нас не опасны, — уверенно сказал Скобелев. — Гродекова я отправил в Хорасан — создавать продовольственные склады. Англичане ушли оттуда. Но кто может поручиться за завтрашний день? Я не допускаю и мысли, чтобы Англия отказалась от Мерва и Ахала. А посему считаю, необходимо как можно полнее использовать обстановку в свою пользу. Теперь, когда все у нас в ажуре, сидеть сложа руки не