от них подальше в лес и долго громко матерился там один, среди берез и сосен. Ему предстояло в кратчайшие сроки научить студенток превращать громадные деревья в дрова. Девушки должны были освоить технологию валки леса, причем так, чтобы стволы ложились на землю не как попало, а в строго определенном порядке, иначе проводить дальнейшие работы будет невозможно. Далее шел процесс обрубания веток, затем поваленные деревья следовало распиливать на бревна стандартной длины, по 2 метра каждое. В завершение дневных работ готовые бревна нужно было сложить в поленицу.

Девушки работали группами по два человека. Ежедневная норма выработки для каждой группы составляла два кубометра дров. Если группа не выполняла положенной нормы, продуктовый паек за этот день ей не выдавали. Два кубометра дров представляли собой поленицу шириной в один метр и высотой в один метр, сложенную из двухметровых бревен. Само собой разумелось, что бревна в поленице должны лежать плотно одно к другому.

Анечка Смолина и Оля Лазовская работали в паре. Анечке, к счастью, и раньше приходилось держать в руках и топор, и пилу, поскольку в доме, где жила ее семья, было печное отопление, и печки топились дровами. Но валить деревья она, разумеется, не умела, и таскать двухметровые бревна ей тоже прежде не случалось. Семья Оли Лазовской была дворянского происхождения. В их доме всегда держали прислугу, Олиным воспитанием занималась бонна-немка. Почти невозможно представить, каково было этим двум девятнадцатилетним барышням осваивать профессию лесорубов. Но выбора у них не было, они это прекрасно знали и очень старались поскорее выучиться всему, чему учил их старик-мастер. Впрочем, все их подруги-сокурсницы находились примерно в одинаковом положении. Возможно, кто-то из девушек был физически посильнее, но, в сущности, всем было одинаково тяжело.

Однако не зря говорят, что жизнь – лучший учитель, она всему научит. Студентки под руководством своего замечательного мастера постепенно научились и пилить, и стволы валить, и бревна таскать. Работали, как положено, с утра до вечера. Но что касается выполнения установленной нормы – ровно два кубометра дров в смену – это девушкам было практически не под силу. И старик-мастер, и прораб это прекрасно понимали. Но порядок строг: кто не выполнил норму – тому не положен дневной продуктовый паек. А как девчонкам без еды? Никак. Других возможностей пропитания вдали от дома у них не было.

Старик следил за тем, как его подопечные складывают дрова в поленицы, и старался незаметно разложить бревна пошире, чтобы снаружи размер поленицы был соблюден, а внутри расстояние между бревнами было побольше. Если где-то образовывалась пустота, он умел ее ловко замаскировать. Прораб, который в конце дня приходил принимать работу, пересчитывал поленицы и делал вид, что не замечает хитростей старика. Девушки всегда волновались, боялись, что кто-нибудь заметит и накажет или их, или старого мастера, или прораба. Но все обходилось благополучно, студенткам засчитывали выполнение нормы, и они могли спокойно получать положенную им провизию. В условиях военного времени взрослые, многоопытные мужчины не могли не знать, что, допуская подобный «обман», они подвергают риску свою собственную жизнь или, как минимум, свободу. Но вот так, молча, без лишних слов, делали все что могли, чтобы помочь девочкам выжить в тяжелейших условиях.

Глава 42. КОСТЯ ПОГИБ

Возвращаясь с подружками с лесозаготовок в Москву, Анечка не знала, что ее ждет дома. А в семье было страшное горе. За несколько дней до приезда дочки домой родители получили известие о том, что их сын Костя погиб. Он воевал на Ленинградском фронте, его часть принимала непосредственное участие в обороне Ленинграда. Бойцы его подразделения дрались с врагом у деревни Тортолово, в Мгинском районе Ленинградской области. Там, на подступах к городу, старший лейтенант Константин Смолин и погиб в бою. Это произошло 7 октября 1942 года. Косте было 23 года.

Мать, Екатерина Алексеевна, находилась в состоянии безграничного, безмерного отчаяния. Ее сын, ее обожаемый мальчик, которого она с любовью и всей материнской страстью растила, берегла, воспитывала, теперь убит. Убит! Он вырос именно таким, каким она и мечтала его видеть – добрым, умным, чистым. А теперь его нет, его нет нигде, и она никогда больше его не увидит. Ее первый ребенок умер младенцем. Мать пережила это горе, как могла, и отдала всю свою материнскую любовь и страсть другим детям – сыну, дочери и двум приемным дочерям. Вероятно, она втайне надеялась, что Господь Бог сжалится над ней и не отнимет у нее второго ребенка. Но – нет! Ее робкая надежда не оправдалась. Ей суждено было во второй раз пережить это страшное горе – потерю ребенка, сына. С тех пор Екатерина Алексеевна ни с кем не вступала в разговоры на религиозные темы, никогда не ходила в церковь. Не препятствовала родным, когда кто-то из них намеревался совершить тот или иной религиозный обряд, но сама оставалась безучастной.

В те страшные темные ноябрьские дни родные старались не оставлять Екатерину Алексеевну дома одну. Днем приходили Тоня с маленьким Виталиком, Ираида с дочками. Анечка по окончании занятий в институте бегом бежала домой. Иван Васильевич приходил с работы пораньше. Когда рядом с несчастной матерью кто-то был, она держала себя в руках, разговаривала, пыталась заниматься какими-то домашними делами. Но как только она оставалась в одиночестве, ее начинали душить рыдания, переходящие в страшный сдавленный крик. И успокоить ее после таких приступов безысходного отчаяния было очень трудно.

На помощь Смолиным в это тяжелое время приходила соседка по квартире, латышка Мильда. За несколько месяцев до гибели Кости Мильда овдовела, ее муж Шор был убит на фронте так же, как и тысячи других солдат. Услышав безутешные рыдания Екатерины Алексеевны, Мильда приходила к ней в комнату, усаживалась рядом с ней на диван, брала руки несчастной матери в свои ладони, и они долго сидели так, не говоря ни слова, молча, обмениваясь только теплом своих рук. И Екатерина Алексеевна постепенно успокаивалась.

Иван Васильевич тоже очень тяжело пережил гибель сына. Как мужчина, он старался не выражать открыто своих чувств, наоборот, понимал, что должен быть опорой жене в эти трагические дни, поэтому был сдержан, немногословен. Но именно в это время его здоровье резко ухудшилось, сердце стало давать сбои.

Как ни тяжело было горе, сестры Анечка и Тоня понимали, что родителям необходимо поскорее выйти из мрака отчаяния и продолжать жить делами и заботами сегодняшнего дня. Екатерина Алексеевна, не смотря ни на что, продолжала ходить на работу (она работала не каждый день)