Но люди продолжали жить своей обычной жизнью, словно война — это всего лишь надоедливая жирная, отталкивающая муха, которая жужжит над ухом, мешая заниматься повседневными делами. От нее отмахиваются и стараются не замечать. Потом приспосабливаются.

В этом отношении, меня всегда поражали аварийные службы города. Только прилетел снаряд и разрушил какую-нибудь остановку, как тут же появляется бригада муниципалов, которые принимаются все старательно убирать и красить. Через пару часов уже не видно таких больших разрушений.

В 2014–2015 годах активно работали кочующие минометчики, поэтому никто не чувствовал себя в безопасности. При всем этом, город жил своей привычной жизнью. Работало все: кафе, магазины, клубы, супермаркеты. Можно было спокойно подъехать к пиццерии, заказать пару острых пицц и поехать на передовую. Так же, меня удивляло спокойствие людей. Заходишь в супермаркет. Играет лёгкая музыка. Люди толкаются тележками и разговаривают. Ты тоже ходишь и выбираешь продукты. Да и цены на все низкие, все намного дешевле, чем в России.

И вдруг слышишь, как приземляются «Грады» где-то в аэропорту. А так, все мило, как будто ты в магазине в своем городе — газировки вышел взять.

Работают школы и институты. Зашел в ларек, купил кока-колы, вышел, открыл, пьешь. Тут же мимо тебя в одну сторону проходит военная техника: танки, БМП, а в другую парни и девчонки со смартфонами и в наушниках. Идут смеются, шутят, глазки друг другу строят. И у тебя наступает диссонанс Накрывает.

Жизнь и смерть в любом мирном городе всегда сбалансированы, а здесь вдруг, в одночасье смерти стало больше, намного больше. И все это видят, все чувствуют, но жить-то надо…

Ты сидишь на базе в центре Донецка, а по твоему подразделению прилетает мина. Свист, грохот, дребезжат стекла, ходит ходуном мебель.

Отряхнулся. Огляделся. Все нормально, все живы. Подходишь к окну, и видишь, как какой-то мужчина бежит, схватив под руки двух маленьких детей. И так почти каждый день.

То же самое и в Луганске. Разница только в том, что Луганск находится в десяти километрах от передовой. А Донецк — это и есть передовая.

Каждый день шли бои между терминалами в аэропорту, и вся эта стрельба из самых разных видов оружия звучала на весь город. Но люди продолжали жить своей жизнью. Девушки и женщины спокойно сидели в салонах красоты, молодежь отплясывала в ночных клубах.

Только работали ночные клубы не так, как в обычном мирном городе. В Донецке действовал комендантский час, да он и сейчас у них есть. Люди приходили в ночной клуб, администрация его закрывала и до утра никто из клуба выйти не мог. По такому графику и работали. А в это время на передовой шли бои. Только в первые несколько месяцев на улицах было очень мало людей, и бегали одни собаки, а через некоторое время люди уже вернулись.

Самое интересное, что шахты работали всегда. Такое ощущение, что шахтеров война вообще не беспокоила. Или там под землей в забое они вообще не слышали, что происходит на поверхности.

И всё же есть в Донбассе что-то особенное. Он не похож на другие регионы. Там очень выносливые люди, умеющие приспособиться к тяжелым обстоятельствам. Крепкая порода! Жили своей жизнью, абсолютно не замечая войны.

Еще в конце 2014 года в штабе первого корпуса в Донецке меня познакомили с весьма колоритным человеком. Мой ровесник, внешне ничем не примечательный лысоватый мужик. И все же, не совсем обычный. На мой взгляд, он и, такие как он, парни являлись своеобразным олицетворением добровольческого движения. До конфликта на Донбассе вместе с женой работал аниматором в Египте, а после года войны в ополчении вырос до начальника разведотдела первого корпуса «ДНР». По сути, занимал полковничью должность. Вот только звания его я так и не узнал. С виду, совсем не супермен, но парень был ответственный, дельный. И при этом — общительный, весёлый в силу, наверное, его гражданской специальности. Вот такой мне и был нужен, чтобы войти в курс дела. Пересекались мы часто, но, поскольку обстановка вокруг Донецка была напряженная, обстоятельно пообщаться у нас не получалось. И вот в начале февраля я повстречал его на входе в здание штаба.

— Слушай, Костя, ты меня не просветишь? А то я все по линии фронта мечусь, обстановку вижу, а полной картины вроде как и нет.

— Да, давай расскажу, что знаю, — Костыль продемонстрировал свою фирменную, располагающую «аниматорскую» улыбку. — Покурим?

— Да я, братан, не курю, — ответил я.

— Вот и правильно! А я одну выкурю, пожалуй, — Костыль кивнул в сторону старой, крупной ели, растущей за декоративным забором. Туда мы и отошли.

— Ну, смотри, — начал Костя, раскуривая сигарету, — «укропы» в Дебальцево еще в июле зашли. ВСУ там, Нацгвардия, может еще кто, точно не скажешь. Оно и понятно, крупный железнодорожный узел, в семидесяти километрах от нас. Будут его контролировать, смогут постоянно подкрепления подбрасывать. Но после Иловайска вроде как затишье там было, расширение не шло.

— И сколько же их там стоит? — спросил я.

— Ну, — Костыль слегка пожал худыми плечами, — группировка по разным источникам около пяти тысяч плюс бронетехника, артиллерия, тяжелое вооружение, крупный калибр. Из людской силы там несколько батальонов территориальной обороны, батальонные тактические группы 25-й воздушно-десантной и 128-й горно-пехотной бригад, еще есть ротная тактическая группа 17-й танковой бригады.

— И как обстановка сейчас?

— Да как… Прямо сейчас идут интенсивные бои за аэропорт. Ребята наши из «Спарты»[134] и «Сомали»[135] новый терминал заняли.

— Да, братан, — перебил я собеседника. — По аэропорту я ситуацией владею, был там на позициях. Знаю, что «спартанцы» штурм начали после взрыва, пока «киборги» грузовик с тротилом словили, сорок наших с парковки рывок сделали к терминалу новому. На первом этаже бой завязался, а Гиви[136] с бойцами прикрывали штурм с бронетехники. «Спартанцы» первый и четвертый этажи сумели занять. А затем взрывчаткой перекрытия между этажами расхуярили и противника гранатами забросали. Так там все зачистили.

— Ювелирно вышло! — радостно восклинул Костыль.

— Один непрятный момент сам видел. Когда Моторола[137] уцелевших «киборгов», которые к концу боя не сломались, к штабу доставил, штабные себя по-скотски повели. Выбежали, вопили, матерились, пленных пинать стали. Тогда Моторола, я как раз с ним общался стоял, эффектно выхватил «стечкина» из набедренной кобуры и заорал на всю улицу: «Ну-ка, нахуй от пленных отошли. Кто пальцем хоть одного «укропа» тронет —