— Что будет дальше? — слова прорываются сквозь дремоту. Оказывается, я почти заснул. Хорошая постель, а главное, вовремя.

— Я планирую выторговать нам свободу завтра, — зеваю я.

— Кто эти люди?

— Они? — я смотрю в облупившийся от времени потолок, — просто люди, такие же как мы. Хотя нет, на Колючку они не похожи... — я надеюсь получить отклик от девушки, но она молчит. Даже на «Колючку». Дела совсем плохи.

— Лин? — поворачиваю к ней голову, сколько могу. — Нас покормят ужином, у нас есть постель и относительная свобода. Пока этого достаточно. Лин... Колючка?

— Я слышу, — отзывается она, наконец, но поворачиваться не спешит.

— Ну, слава богу, я думал, оглохла.

— Они трогали меня, — шипит она сквозь зубы.

— Они не нарочно, поверь, — чувствую, как начинает закипать вокруг Колючки воздух, — по скудоумию. Прости их...

Она снова молчит, сжалась на подоконнике, и теперь похожа на маленькую потерянную девочку. Пончик делает шаг к фигуре у окна.

— Лин?

— Не хочу... — она сжимается ещё сильнее и закрывает руками лицо. Так ли должен выглядеть всемогущий хакер? Думаю, нет. Приходится вставать. Я пристраиваюсь у окна, опираясь плечом о стену.

— Тебя больше никто здесь не тронет, — говорю ей, стараясь придать голосу уверенности, — клянусь.

Она отворачивается. Не верит. Что я могу? Многое. Некоторые вещи в последний раз, но могу многое, поверь мне, Лин.

— Никто, если сама не захочешь, — продолжаю я. Пончик делает мне какие-то знаки лицом. Кажется, пытается поддержать. — Слышишь?

— Они трогали, — всхлипывает Колючка. Она плачет? Наша роботизированная девочка плачет? Мне неловко. Хочется обнять, Машке всегда помогало, но боюсь, с этой всё только усугубится. Я опускаюсь рядом с подоконником на корточки.

— Больше не будут, — мой голос становится тихим, — слышишь? Никогда.

У неё дрожат плечи. Она рыдает, но тихо, и почти без слёз.

— Лин...

В ответ тишина, и только фигура на подоконнике содрогается от толчков изнутри. Мне сложно понять, что я должен сделать. Она, определённо не захочет, чтобы я её касался. Что и когда с ней произошло?

Человеческая душа — очень сложная штука. Можно собрать тело из запчастей, мы, в современном мире научились это делать, но оно никогда не будет работать без самой главной детали. Мы не умеем выращивать души. И в этом величайший провал нашего времени. Создавать не научились, а те, что есть, мы продали за комфорт и механические игрушки. Иногда души возвращаются к нам и заставляют снова почувствовать себя людьми: слабыми, беззащитными перед миром, или наоборот, обрётшими силу и поднявшимися над своими слабостями. Всё зависит от настройки струн этой самой души. А Колючки-Лин настройка не производилась ни разу. Я вижу это так же ясно, как застывшего у стены Пончика. Ей, как и всем нам в новом мире не хватает тепла. Здесь я бессилен.

— Лин... Прости... — Я опускаю голову. Мне нечем ей помочь, пока она сама не захочет.

Плечи её постепенно замирают.

— Я в порядке, — бормочет она в свои колени.

— Разумеется, — я встаю, — мы оба в порядке.

Она поднимает на меня сухие глаза. У неё оптические ипланты, плакать она не может.

— Ты тоже так чувствуешь? — спрашивает Колючка. Сложно сказать, как я это делаю. За несколько лет часть, отвечающая за самосохранение слегка атрофировалась и теперь я с большим безразличием думаю о смерти.

— У всех по-разному.

Колючка отворачивается к окну. Ей, определённо, лучше.

— Прости меня, — говорит она, так и не удосужившись повернуться.

— За что?

— За всё... за это... прости.

Глава 13 Лин

Ночь прошла без сна.

Нас пригласили на ужин в огромный зал, где стоял большой стол. Такого количества людей одновременно я никогда не видела. Около пятнадцати человек. Это очень много. В комнате сразу стало тесно и отвратительно запахло потом и грязной одеждой. Запах жареного вытеснил вонь, но мне не удалось отделаться от ощущения мерзости. Приготовленная руками, а не на продуктовой базе еда оказалось, действительно вкуснее. Это единственный плюс за день.

Мне стыдно за произошедшее перед Марком, но он делает вид, что всё, по-прежнему, в порядке. Не в порядке. Я чувствовала. Это было больно и неприятно, но потом пришло облегчение. Мой привычный мир вернулся. Я благодарна Марку за то, что он не стал говорить банальности и элементарно молчал. Адам остался в комнате, не сопроводив нас на общий ужин. Я его понимаю, ему ни к чему.

Мне нужен мой ноутбук. Я хочу связаться Максом, с Войшурвицем, узнать, как сказались на них последние события. Особенно на Максе. Мне необходимо это, я не знаю, почему. У меня нет объяснений моим иррациональным желаниям. Возможно, это дружба? Любовь? Точно нет. Что такое любовь? Надо спросить у Марка. Он, наверняка, знает, ведь он был женат на биологической женщине. Если не из-за любви, то тогда почему? Зачем пускать в свою жизнь чужого человека, позволять ему быть рядом двадцать четыре часа в сутки, терпеть его несовершенства, чувствовать запах, и мириться с чужой точкой зрения постоянно. Зачем это нужно? Для воспроизводства есть программы репродукции, когда ты не обязан терпеть партнёра. Зачем?

Этот вопрос я задала ему, когда мы вернулись в свою комнату под конвоем из двух военных. Он устроился в своей постели и закинул руки за голову.

— А зачем тебе это знать, Колючка? — усмехнулся он, не поворачивая головы, — ты словно с другой планеты.

Возможно. На моей планете нет места чувствам и совсем не обязательно иметь сожителя, чтобы реализовать свою функцию. Так живёт восемьдесят три процента жителей мегаполиса. Быть может, это ты с другой планеты, Марк?

— Это неправильное определение, — сказала я, — я отвечаю требованиям современного общества.

— Точно, требования, — согласился Марк, бросая взгляд на замершего у стены сима. Адам ушёл в гибернацию, чтобы сэкономить заряд батарей. Я так и не выяснила, на каких элементах он работает.

— Скорее я им не отвечаю, Колючка.

— Почему ты никого не называешь по имени? — мне интересно. Хочется узнать его лучше, если это возможно,