Шрифт:
Закладка:
Хорошая штука. Будем копить. Только как?
По оружию оказалось всё более чем печально. Мои подозрения о том, что в этом мире у меня ничего качественного и крутого в руках не задерживается, вспыхнули настолько сильно, что отполировал абордажную саблю как в последний раз. Кроме неё, я был гордым владельцем чрезвычайно классно выглядящего ружья, личного предмета с уникальным именем. Звали эту полутораметровую, черную и изящную прелесть «Последней Песней» и… я еще ни разу из неё не стрелял. Возможно, и не выстрелю, потому как смысл в однозарядной винтовке, стреляющей, к тому же, раз в полчаса, приблизительно равен нулю. Несмотря на все мои навыки снайпера, идеальное зрение, адаптированную под огневой бой физиологию и нервную систему, я вовсе не могу гарантировать попадание без пристрелки, а пристреливать эту швабру… жизнь на Кендре не позволяет так бездарно тратить время.
Добравшись до арсенала, я вообще претерпел полное фиаско по всем фронтам. Здоровенный кид, едва не сделавший из меня отбивную, был вооружен двумя огромными двухзарядными обрезами калибра, похожего на 40-миллиметровый гранатомет. Даже проверить пришлось эти царапанные и потертые «патроны», которых оказалось с десяток, после чего мы втроем, дружно и уверенно предположили, что сам здоровяк из этой ереси ни разу и не стрелял. Кроме этих пятикилограммовых «дур» у большого Должника оказался нож, похожий на колун (выкинули), да здоровый пистолет, напоминающий творчество израильских товарищей моего мира. Вынув магазин, я с печалью уставился на четыре патрона этого орудия убийства, а затем швырнул его вдогонку колуну. Что характерно, «личных» характеристик этот хлам не носил. Их носил хлам того резкого парня, которому не повезло поймать от меня пулю в живот.
Я уже вовсю раскатал губищи на пистолет этого резкого, но невезучего типа, напоминающий то ли очень недоношенную винтовку, то ли сильно мутировавший наган с длиннющим магазином, но ствол оказался отжат Стеллой, которая умничала и тыкала пальчиком опять же, в патроны. Умничала она на тему, что я и так чхать хотел на всех, кого из этой 9-миллиметровой пукалки прибить можно, а вот ей, бедняжке, такой точное оружие очень подойдет. К тому же видно, что механизм тут тонкий и обычную жизнь Магнуса Криггса выдержит недолго.
Позволив себя уломать, я сделал вид, что не замечаю, как Волди тырит острый тонкий кинжал того же неудачника. Зачем он мне? Своё не хуже. А вот гранатами и прочей взрывчаткой следует озаботиться, хотя бы для защиты нашей спокойной гавани. Не сходить ли мне с этим вопросом к товарищу Аккалису?
Глава 12
Вино было замечательным. Красное, тягучее и ароматное, оно обволакивало рот, наполняя его десятком различных вкусовых нюансов, а затем проваливалось в желудок, даря легкую приятную теплоту. Сладкое и крепкое, его хотелось пить и пить, разливая из глиняного кувшина по высоким стаканам. Ну и разговаривать, само собой. Разговоры под такой напиток текли просто обалденные. Правда, был еще один нюанс…
— Ммм…, — Эскиольда, опытно сделавшая могучую затяжку, выдохнула клуб смолисто пахнущего дыма под уже изрядно затянутый им потолок, а потом, посидев в блаженной прострации несколько секунд, потеребила Игоря за ухо. Клон, неосторожно попробовавший ранее косяк вместе с вином, пребывал в глубоком отрубе.
…ну или не косяк, хотя нечто, завернутое как толстая сигара в лист странного синеватого цвета ничем иным как косяком быть не могло. Важно было совсем другое — то, что комбинация вина и этого курева нехило давала по мозгам даже таким укрепленным организмам, как наши с Эскиольдой и Волди. Не зря мы всё это закупили, молодец Аккалис, что сигнал подал о предложении мимо проплывавших торговцев. Ему, видите ли, крепко. А нам троим — в самый раз!
— Ханжа херов! — несправедливо заклеймила меня поддатая эльфийка, тыча локтем своего квелого родственника с требованием, — Скажи же!
Лежащий лбом в стол бывший кот издал лишь несколько протестующих звуков, долженствующих обозначить его поддержку мне и моим высоким моральным принципам, запрещающим трахать мертвых стариков в обличии эльфиек, которым нет еще даже года, находящихся под управлением дракона мужского пола. За что и был уверенно обозван козлом, но по этому поводу протеста не проявил.
— Ты мне лучше скажи, — не дал я уехать Эскиольде мыслью не в том направлении, — Что у вас с этими… Древними? Я что-то понять не могу. Они летают по… Вселенной, зарождают жизнь на планетах… и все. Так? А вы с ними сражаетесь?
— Н-не, — размашисто помахала в знак отрицания эльфийка головой, — Крроче. Для тупых. Оно ж-зжизнь зарродило… и летит дальше. Понял? И вфсё. Ну… ихор уронило… капнуло… на выбратую… выбранную планету. И улетает. Навсегда. Понял?
— Понял. Давай дальше.
— Иди ты! Ни-хе-ра ты не понял! Мы наблюдали за ними… ик! … т-ысячи циклов…
Трагичная история драконического народа хорошо шла под курево и алкоголь. С каким-то душевным надрывом нахрюкавшаяся Эскиольда рассказывала о том, как всей их расе стало горько, стыдно и обидно, когда Древние в первый раз выразили своё возмущение тем, что драконы расселяются по мирам, а затем еще и воздействуют на эти миры. Всячески. В первую очередь, конечно, тем, что от их присутствия на планете заводится магия, которая вскоре становится самоподдерживающимся элементом мировой структуры, ну и, конечно, сами ящеры свою среду обитания держат под контролем, не позволяя разумным видам чересчур развиваться. Не сколько по причине врожденной лютости, злобности и эгоизма, а «да пошли они в жопу, вечно какую-нибудь херь сотворят, а нам потом на пепелище жить и говном горелым дышать».
Амбиции тараканов хозяина жилья не волнуют, ага. Правда, хозяевами чешуйчатые себя считали совершенно зря. Древние, представляющие из себя колоссальных бесформенных чудовищ с щупальцами, общаться то ли не умели, то ли не хотели, а хотели они драконов ловить, а затем щупальцами выкручивать до самой скоропостижной смерти. Причем, что обиднее всего для укуренной и набуханной Эскиольды — агрессию эти чудовища проявили далеко не сразу, позволив чешуйчатым ящерам расселиться настолько
