— Я могу помочь? — сосредоточенно спросил Шляпников. — Понимаю, я не милиционер, не бизнесмен со связями… Но кое-какой опыт есть — и в дружинниках я был при Союзе, и в походы ходили часто, с ориентированием на местности у меня все хорошо. Так что ты можешь на меня полностью рассчитывать.

Народная дружина, походы… Вряд ли это поможет. И тут меня осенило.

— Семен Аркадьевич! — я полез в карман за фотографией. — А ведь вы можете ее знать, она художница. В тархановке[1] учится.

Шляпников аккуратно взял протянутый мной снимок, прищурился, вглядываясь, повернул к тусклому фонарю.

— Нет, Вадим, я ее не знаю, — он покачал головой, возвращая карточку. — Я же в детской школе искусств сейчас, с тархановскими студентами не сталкиваюсь. Думал, вдруг где-то на выставках могли пересекаться, но нет. Прости, Вадим.

— Да за что? — я улыбнулся. — Спасибо, Семен Аркадьевич. Виноват, побегу.

— Постой! — Шляпников достал из кармана маленькую записную книжку и ручку. — Вот мой телефон. Это домашний, я недавно поставил, можешь меня поздравить. Звони в любое время, если понадобится моя помощь. И без стеснения, слышишь? Как Андрей, кстати? Я слышал, у вас процветающий бизнес… Ох, извини меня. Ты же торопишься, беги скорей. И не забудь — я всегда приду на помощь, держи меня в курсе!

— Спасибо, Семен Аркадьевич!

Я двигался быстрым шагом к Тонне в компании малолеток — вспомнил, что мама его в шутку звала «комиссар куриный». А сам думал, что даже в это тяжелое время некоторые оставались людьми несмотря ни на что. И тот же Шляпников, помню, собрал деньги на похороны Сани, когда его привезли из Чечни в цинковом гробу… Меня передернуло, как будто сверху обдали холодной водой из ведра. Нет, Саня, на этот раз я тебя не пущу в преисподнюю! Ты мне нужен, как нужен Дюс, Илюха, Валерка и остальные.

— О, Камень! — Тонна заметил меня и сделал пару шагов вперед, отводя правую руку с раскрытой ладонью, хлопнул по моей пятерне, пожал. — Здорово, пацан! Че как?

— Почти ровно, Тонна, — ответил я в его духе.

— Да, слыхали мы за твои дела, — из темных кустов вышел пыхтящий папиросой Рябой. Тот самый парень в пятнах от ветрянки, который тогда авторитетно разруливал наш конфликт с Ромахой из-за Ники. — С Севером, говорят, хорошо живешь?

— Приходится работать, — усмехнулся я, пожимая в ответ протянутую ладонь.

Компания «скорлупы» держалась на почтительном расстоянии, чтобы не мешать разговорам старших, но и чтобы в то же время не пропустить ничего интересного. Расселись, словно голуби по старым железным фермам, которые не вывозили уже несколько лет. Я уже даже не помню, что собирались строить и почему не стали. Рядом горел костерок, и выглядело это все довольно… скажем так, необычно — с учетом расположенных рядом многоэтажек. Сразу пришла в голову ассоциация с постапокалипсисом, будто бы случилась ядерная война, и мы сейчас на обломках цивилизации.

— Камень у нас вообще красава, — Тонна тоже затянулся сигаретой, протянул мне, я отказался. — Говорят, ты и к Куполу вхож.

— Преувеличивают, — я покачал головой. — Общались разок, да и только.

— Уважаемый человек, — протянул, медленно кивая, Рябой. — Куда торопишься?

— К вам шел. К Тонне, если точнее.

— Ну, ну? — толстяк подобрался. — Че-то по Ромахе известно?

— Нет, к сожалению, — я покачал головой. — Милиция ищет, братва тоже. Сами понимаете, это и для них удар по престижу. Особенно для Севера.

— Подляна, — понимающе закивал Рябой.

— Как у Димки дела? — я спросил о парнишке, который обгорел при неудачном поджоге зала Судакова.

— Лежит в ожоговом, — вздохнул Тонна. — Держится молодцом, хороший пацан, сильный. Мы ему передачки таскаем, а то у родоков его денег по нулям. Да и из-за этого блудняка они оба теперь с Витькой в детской комнате милиции на учете будут. Мусора — козлы — даже в больнице его прессуют, как взрослого. Хорошо, врачи их гонят, не дают малого совсем запугать.

Я заметил, что в разговоре толстяк стал чаще употреблять блатные словечки. С чего вдруг? А впрочем, ладно, меня это мало касается. Парней вот действительно жалко — считай, с детства себе дорогу в нормальную жизнь закрыли. С учета их, может, и снимут потом, да только, скорее всего, уже поздно будет. Не сели бы дальше по-взрослому.

— Так что там у тебя, Камень, чего хотел? — от мыслей меня отвлек Тонна.

— Пропала девушка. Таня Маслова, художница. Ты, Кирилл, и твои ребята видели ее работы в клубе. Фигурки персонажей и наш маскот Кибертроникс…

— Маскот? — переспросил Рябой, повторив слово по слогам.

— Типа символ, — я махнул рукой, мол, не заморачивайся. — Так вот, ее дома не было уже несколько дней, никто не знает, что с ней случилось и… Жива ли она вообще.

— М-да, — крякнул Рябой. — Подонка того, я слыхал, мусора так и не поймали. А кого взяли, не тем оказался.

— Одну девчонку он тоже убил, — напомнил я. — Копировать его пытался, гаденыш. Но я не об этом. Помощь нужна, пацаны. Хорошая девушка, надо ее найти. Поможешь, Кирилл? Как тогда? В ответ не обижу — хочешь, деньгами, а хочешь, проходками для твоей «скорлупы». У нас новые приставки…

— Да, Тонна! — не выдержал кто-то из «голубков», сидящих на железках. — У Камня в зале такие игрухи есть! С базукой, ваще!

— С рулем! — добавил еще один.

— Цыц! — чуть повысил голос Кирилл, и мелкие пацаны замолчали. — Че делать надо?

— Через час, — я посмотрел на весь исцарапанный циферблат «Монтаны», ее бы поменять уже, — будут готовы объявления с портретами девушки. Надо расклеить их по всему Новокаменску. И еще… Пусть твои пацаны разузнают, разнюхают, вдруг кто-то что-нибудь видел. Важна каждая мелочь, каждая деталь, даже если она кажется несущественной.

— Когда девчонки пропадают, это нехорошо, — с простецкой философией заметил Рябой. — Тонна, помочь нужно хорошему пацану.

— Вези объявления, Камень, — толстяк не стал думать долго. — Будем землю рыть, чтобы найти художницу.

— Главное, чтобы была