Шрифт:
Закладка:
Но и там я не нашел покоя; народ толпился на дворе и в дверях. Я послал скорее письма к Мусселиму, родственнику иерусалимского; но его не было в городе. Между тем навестили меня старшины арабские Наблуса и вслед за ними наместник градоначальника. Прочитав фирман мой, он предложил свои услуги; я просил изгнания толпы, жалуясь на бесстыдство детей, и он отвечал мне, что велит их всех заключить в темницу. Я улыбнулся его ложной угрозе и просил только проводника на следующий день; но он объявил, что прежде необходимо испросить для меня свободный пропуск у горного шейха, живущего по дороге к Назарету и обещал немедленно к нему послать гонца. Все сие однако же было только притеснением с его стороны; ибо вскоре прислал он просить у меня подарка за свои труды. Я отвечал ему, что фирман освобождает меня от всякой подати местному начальству. Тот же посланный возвратился с известием о приезде Мусселима и с ласковым словом от наместника, что с сей поры он уже не начальник, а только первый слуга и потому имеет право на денежное награждение. С презрением я отказал; но он прислал еще в третий раз сына своего, прося утешить чем нибудь хотя отрока, и мой сопутник дал ему несколько левов. Поздно вечером пришел ко мне страж Мусселима, который видел меня в Иерусалиме, с поздравлением о благополучном прибытии в Наблус и с письмом к шейху селения Джинин, где мне надлежало провести следующую ночь; я приказал благодарить градоначальника и просить у него проводника до Назарета и несколько стражей для спокойного выезда из Наблуса. Довольно рано утром в сопровождении оных вышли мы за городские ворота; но другие неприятности ожидали меня в сей тягостный день.
Хотя я очень желал посетить развалины Самарии или Севасты, отстоящей только за два часа от Наблуса, ибо еще в Иерусалиме много слышал о мраморных остатках ее знаменитого храма Предтечи, на месте его темницы, однако же неудовольствия, которым подвергся в Наблусе, заставили более помышлять о скорейшем выходе из столь диких мест, где ежечасно могло пострадать от буйства черни имя русское.
На вершине горы Гевала внезапно скрылся от нас проводник, чтобы отвести заводную лошадь шейху ближнего селения, и если бы не поклонники, которые на обратном пути в Дамаск выехали в одно время с нами из Наблуса, мы бы совершенно потеряли дорогу по диким ущельям, ибо саисы наши ее не знали. Когда же, утомленные зноем, спустились мы в глубокую долину, чтоб зачерпнуть воды из колодца, нас обступили несколько горных бедуинов, вместе с женами наливавшие около него меха и водоносы. Франкская одежда сделала меня предметом их любопытства и они требовали, чтобы я показал им оружие, ибо им казались удивительными пистолеты мои с пистонами и особенно длина сабли. Я тщетно уверял их, что на Западе обнажать оружие служит знаком вражды, они настаивали и хотели удержать мою лошадь. Тогда игумен Вифлеема, предвидя их буйство, дал мне тайный знак и речами отвлек к себе внимание бедуинов; я воспользовался сим мгновением, чтобы исторгнуться из их толпы.
Несколько далее нагнал нас коварный проводник в виду укрепленного селения, которое, находясь на высоком утесе, целый год отражало упорную осаду войск Абдаллы Паши Акрского и заставило их наконец удалиться. Мы продолжали следовать горами до большого селения Джинин, лежащего у самой их подошвы, при начале роскошной и обширной долины Эздрелонской, которая отделяет горы Самарии от гор Галилейских. Там следовало нам провести ночь, и поклонники расположились станом вне селения; но шейха, к которому мы имели письмо, не было дома и народ, привлеченный моею западною одеждою, с шумом толпился вокруг нас на улицах, напоминая отчасти гостеприимство Наблуса. Никто, однако же, не хотел впустить к себе в жилище; один только христианин случился в толпе и, отводя в сторону игумена, тихо сказал ему: «Шейха нет; а народ в волнении; присоветуй удалиться Бейзадею и следовать до Назарета; на поле остановиться опасно, ибо вся сия толпа, под предлогом любопытства, нахлынет в шатер ваш, чтобы найти случай что-либо похитить, и закидает камнями, если станете изгонять. Так пострадал уже здесь консул франкский из Саида; он был сам ранен и потерял одного из людей своих».
Положение наше было самое затруднительное; день склонялся к вечеру, кони и лошаки утомились, а до Назарета еще оставалось семь часов хода и саисы не хотели идти далее. Но игумен, по долгому пребыванию в Вифлееме, зная хорошо язык и нравы арабские, выручил нас своею хитростию и благоразумием. Он умел поссорить проводника нашего с саисами, убедив его идти до Назарета, ибо не нашел в Джинине шейха, которому должен был сдать нас благополучно; и саисы принуждены были покориться, ибо перевес был на нашей стороне. Но по несчастию, отойдя за два часа далее, увидели мы в поле самого шейха и, опасаясь, чтобы он из корыстолюбивых видов, не пригласил нас обратно в Джинин, избежали его встречи. Коварный проводник, пользуясь сим случаем, не хотел более нам сопутствовать и тем принудил бы остановиться, если бы хитрый игумен, обещанием наград не возбудил против него саисов, упрекая их в боязни и рабской покорности к воле проводника. Раздраженные, они решились, вопреки ему, продолжать путь, обещая найти дорогу и без него, и в свою чреду проводник принужден был покориться, чтобы не лишиться платы. Но ярость кипела в его сердце; пользуясь темнотою, он то отставал от вьюков, то со свистом скакал мимо на борзом коне своем, и два раза сбивал нас на Дамасскую дорогу.
Между тем мы по возможности ускоряли путь свой вдоль цветущей долины Эздрелонской, усеянной богатыми селами, и я узнал сквозь сумрак одинокий, величественный Фавор, прежде нежели мне его назвали. Скоро достигли мы подошвы каменистых гор назаретских, и, потеряв ночью настоящий путь, начали подыматься непроходимою стезею по скалам, так что саисы должны были часто помогать лошакам переступать с камня на камень. Около часа мы уже скитались по сим утесам, не зная где мы и куда идем; уныние и усталость совершенно овладели нами, когда внезапно встающая луна озарила, не в дальнем от нас
