— Антон дал яд своей матери? В это невозможно поверить!

— Не так уж и невозможно. Отношения у них с матерью, сами говорите, после ее новой свадьбы становились день ото дня все хуже и хуже. Она не случайно лишила сына наследства, Антон в свое время наговорил маменьке предостаточно неприятных слов. Да и вам от него перепало в избытке. Я не утверждаю, что Антон отравил свою мать, но отношения у них на тот момент были кризисные.

Колчанов молча слушал, что-то обдумывая про себя.

— Теперь что касается Кузнецова… — продолжал Милорадов. — Антон мог пронюхать, что приятель вздумал водить его за нос. Мог вспылить и пожелать наказать обманщика. И снова в дело идет все то же лекарство. Ну а уж угостить таблеточками вас, тут у Антона и рука бы не дрогнула.

Колчанов вздохнул:

— Насчет себя я ничего не скажу. Хотя сколько времени нужно, чтобы лекарство подействовало в полную силу?

— От четверти часа до получаса.

— Значит, принять я его должен был буквально перед туром. Но я пил только минеральную воду, которую мне принесли.

— Кто принес?

— Не Антон, можете быть уверены.

— А кто?

— Одна девочка из числа моих поклонниц. Хотя… Я вот сейчас подумал и понял, что никогда прежде я эту девочку не видел. Хорошенькая такая миниатюрная девочка с длинными светлыми волосами.

— Но ведь, если я не ошибаюсь, все ваши поклонницы буквально сражаются за право услужить вам.

Колчанов расплылся в самодовольной улыбке и подтвердил:

— Есть такое! Бывает, что и дерутся!

— Как же они все пропустили вперед себя новенькую?

Колчанов задумался, на его лице появилось растерянное выражение.

— А ведь и правда?.. Я как-то об этом не подумал.

— Теперь вспомните, кто приходил к вам домой, где вы жили с Жанной, в тот вечер, который стал для нее последним.

— Никто! Она была дома одна. И если вы думаете на Антона, то совершенно напрасно, если бы сынок заявился, то Жанна бы мне об этом сообщила. Такое событие она бы уж не упустила. Они же сколько лет практически не общались! Но она была весь вечер одна!

— Вы уверены?

— Да, она плохо себя чувствовала, никого, кроме меня, не хотела видеть, а я был в Москве. Кстати, это стало для меня отличным алиби, которое убедило в моей невиновности всех, кроме Антона. Мы разговаривали вечером с женой по телефону, и Жанна сказала, что пораньше ляжет спать, потому что чувствует слабость и недомогание.

— И вы оставили свою больную жену одну? Укатили в Москву?

— Жанна не была так уж серьезно больна. И потом, с ней была Лира.

— Вы только что сказали, что супруга была дома одна!

— Лира не в счет. Лира — это прислуга. Разве прислуга считается?

Милорадов вздохнул.

— Эта Лира… она долго у вас служила?

— Пару дней. Но у девчонки не было никаких причин, чтобы желать зла Жанне!

— Ее допрашивала полиция?

— Насколько я помню, нет.

— Почему?

— Девчонка после случившегося с Жанной несчастья куда-то исчезла. Наверное, испугалась, что подумают на нее, и сбежала.

— И найти ее не удалось?

— Насколько я помню, никто особенно ее и не искал, потому что работала она у нас без оформления, где ее искать, никто не знал. Девчонка была совсем дикая, по-русски знала всего несколько слов, вечно лицо от меня закрывала, я только ее темные волосы и видел. Но Жанна была ею довольна, говорила, что девчонка услужливая и тихая, а больше ей от прислуги ничего и не надо. Я даже не знаю, как ее на самом деле звали, это мы с женой назвали ее Лирой, потому что она что-то невразумительное прочирикала на своем языке, мы разобрали только пару слогов. Да у этой девчонки из горного аула и мозгов бы не хватило, чтобы что-то похожее совершить. И к тому же всем, включая полицию, было ясно, что тут вкралась врачебная ошибка, Жанне назначили препарат, который ей совсем не подходил. Ошибка, помноженная на рассеянность самой Жанны, которая приняла избыточную дозу вредного в ее состоянии лекарства, привела к трагедии.

— Хорошо… Допустим, я вам верю.

— Что значит, допустим? Я вам говорю чистую правду.

— Тогда ответьте правду мне еще на один вопрос. Вы же были дома у Кузнецова?

Колчанов помедлил с ответом разве что самую малость.

— Ну был.

— Зачем?

— Мы должны были встретиться, чтобы я мог передать ему деньги.

— Что за деньги?

— Он вымогал у меня деньги за молчание. Это же я увозил девчонок-игроков из команды Антона. Отправлял их из страны в атмосфере строжайшей тайны. Ни одна живая душа не должна была знать, куда девчонки отправляются. Это было моим непременным условием. Никто не должен был знать, куда они летят, — ни мамы, ни папы, ни бабушки с дедушками и приятелями. А иначе никакого тропического рая! Но Вадик об этом прознал. Ну и начал тянуть из меня денежки.

— И вы его убили?

— Не убивал я его! Заплатил разок, чтобы тот заткнулся.

— А он требовал деньги еще и еще?

— Да что с того, если бы и требовал! Мне и самому эта затея уже перестала нравиться. Заскучал я. Одна девчонка, вторая, третья, четвертая, пятая… Что я, падишах? Мне гарем не нужен. Каждую на остров переправь, условия ей создай, капризы ее исполняй. Надоели они мне. Я уже давно хотел пойти на мировую с Антоном, да только разговора у нас с ним никак не получалось.

— Тогда зачем вы деньги Вадиму заплатили?

— Пока разговор у нас с Антоном не состоялся, надо было удерживать то хрупкое перемирие, которое у нас с пасынком установилось. Но сдается мне, что Вадик еще той крысой оказался. И у меня деньги взял, и Антону на меня настучал.

— С чего вы это взяли?

Немного подумав, Колчанов махнул рукой:

— Ладно уж, скажу, как было дело. Побывал я в гостях у Вадима, отдал ему, о чем договаривались, но Антон мне позвонил в тот же день. Сначала я обрадовался его звонку, думал, все, сдался парень, мировую хочет заключить. Куда там! Антон словно с цепи сорвался. Заявил, что, сколько бы я ни ставил ему палки в колеса, он все равно дойдет до финала и тем самым разорит меня. А кто мог ему сказать, что я ставлю ему палки в колеса? Только Вадик! Крыса!

— Но что конкретно случилось во время вашего визита к нему?

— Ничего, я отдал ему деньги и ушел.

— Он был один?

— Нет, у него