Возле центральной ротонды, Юрий заметил своего клиента. Предчувствие его не обманывало — кроме тучной фигуры Любавина в ротонде сидели ещё восемь коренастых людей в кожанках и с балаклавами на голове. Стоило готовится к худшему. «Товарищи, сохраняйте самообладание. Никакой самодеятельности. Слушайте мои приказы» — прошептал Юрий, приближаясь к Любавину, который самодовольно ухмылялся.

— Товарищ комиссар! — усмехнулся он — Здравствуйте, здравствуйте, может чаю?

При виде чиновника, самодовольно надувшего губы и щурившего глаза, Юрий был вне себя от ярости, но сохранял внешнее хладнокровие, с трудом сдерживая желание всадить ему пулю в лоб.

— Что это такое? — оглядывая громил, спросил Юрий.

— Это… Знаете, товарищ комиссар, не всем нравится, что вы решили провезти на нашу родину этих чурбанов… В общем, пусть мой друг всё вам объяснит.

К Юрию на расстояние нескольких шагов подошёл один из людей в масках, держащий арматуру в руках. На шевроне, небрежно пришитом к куртке, Юрий разглядел эмблему в виде древнегерманских рун — как и сотни лет назад, они давали исчерпывающее представление об идеологии этого человека.

— Короче, чекист, условие сделки изменились. Ты платишь по три тысячи рублей мне и товарищу чиновнику за каждого понаехавшего и получаешь паспорта на них. Понятно?

— Товарищ Любавин, разве я не собирались расплатится с вами конфиденциальной информацией о вашем досуге?

— Условия сделки сменились, комиссар — рассмеявшись, произнёс Любавин.

— Вы же прекрасно понимаете, что я не имею никакой возможности расплатится с вами прямо сейчас?

— Да, комиссар, я всё понимаю. Поэтому я, как добрый человек, даю вам три часа на поиск денег.

— А если я откажусь?

— А вот с этого момента, Юрий Ратмирович, самое интересное — в качестве гаранта сделки, эта девчонка — Любавин показал пальцем на Дидону — останется здесь. В эти три часа, гарантирую, её никто и пальцем не тронет, а вот если вы опоздаете, то парни найдут ей применение. Вы ведь понимаете, что её никто не станет искать?

Юрий внешне остался невозмутим, но душа его пылала гневом. Магон шепотом перекинулся с Дидоной парой слов на своём родном языке, а после вышел на пару шагов вперёд, чем взбудоражил людей в масках.

— Можно их убить? — спросил Магон.

— Нет, только калечить — ответил Юрий и события стали развиваться с неумолимой неизбежностью.

Магон ринулся на врагов. Стоявший перед Юрием бандит только и успел, что замахнуться арматурой, перед тем как быть отправленным в нокаут точным ударом промеж глаз. Следующего, подбежавшего к нему телохранителя, Магон схватил за куртку и со страшной силой швырнул в сторону одной из колон, об которую тот ударился со страшным хрустом. Численный перевес был ещё на стороне Любавина, так что Юрий не стал медлить и выхватил из рук лежащего на земле бандита арматуру и ввязался в драку, успев ударить одного из врагов по рукам, а второму ударить по колену.

Один из бандитов, отошедших, на несколько шагов, достал пистолет — драка приняла новый оборот. Юрий окликнул Магона, который с яростью льва вцепился зубами в руку врага, который подошёл к нему сзади. Увидев другого врага с огнестрелом, тот со звериным проворством перекинул через голову своего противника и стал подбегать к врагу с пистолетом, двигаясь зигзагами. Его враг успел сделать лишь один неудачный выстрел, перед тем как Магон подбежал к нему и сломал ему руку.

Двое оставшихся врагов подняли руки и стали истошно просить пощады.

Юрий подошёл к ним и глядя в глаза, полные ужаса выдал им указания: «Значит так, скоты, сейчас вы идёте в полицию и в полном составе сдаёте свою банду. Если я хоть ещё раз увижу вас или узнаю, что вы попытались меня сдать, то увезут вас с места нашей встречи только вперёд ногами. Самое безопасное место для вас с этого дня — за решеткой. Вы это поняли?»

Бандиты ответили кивком и подошли к своим товарищам, которые изнывая от боли лежали на земле. «А где Дидона?» — спросил Магон, и словно в ответ на его вопрос, из кустов раздался визг, похожий на поросячий. Ринувшись в направлении звука, Юрий и Магон обнаружили Любавина, лежащего на земле и Дидону, держащую нож у его шеи.

— И что нам с вами делать, товарищ Любавин?

— Берите паспорта — я их сделал — выдавил он из себя.

— Хорошо, хорошо. Дидона, можешь отпустить его — сказал Юрий.

Дидона слезла с Любавина и позволила ему встать, после чего чиновник достал из кармана два паспорта, которые вручил Юрию. Юрий осмотрел паспорта — они были выполнены довольно качественно и нисколько не отличались от его документов. «Магон бин Малх» и «Дидона бет Малх» — имена и фамилии конечно были не типичными для Нереи, но, чтобы пройти контроль этого хватило бы.

— Скажите мне, товарищ Любавин, почему вы не хотели сразу принять мои условия? Зачем было нужно это кровопролитие?

— Простите меня — едва не плача проговорил он.

— Я то вас прощаю, но вот простит ли вас товарищ Магон — большой вопрос, ведь вы должны понимать, что угрозы обесчестить его сестру были ох каким нехорошим поступком… И да, кстати, раз уж наша первоначальная сделка остаётся в силе, то вот ваш компромат.

Юрий кинул Любавину флешку с записями его появления на территории нерейцев. Любавин дрожащей рукой положил её в карман своего пиджака. До чего же жалко смотрелся чиновник, который ещё пару минут назад нахально насмехался над ними. «Магон, он в твоём распоряжении. Делай с ним что хочешь» — сказал Юрий и вышел к ротонде вместе с Дидоной.

Из кустов слышались глухие звуки ударов и стоны. «Но благородная ненависть наша рядом с любовью живёт!» — вспомнил Юрий слова древнего поэта и усмехнулся. Из кустов слышались стоны Любавина, которые становились всё тише и тише. Вскоре Магон вернулся с улыбкой на устах.

— Ты его убил? — спросила Дидона.

— Не знаю — ответил Магон.

— Моё искреннее уважение, товарищ Магон — сказал Юрий, пожав ему руку. Он восхищался этим человеком, в котором переплетались любовь к родным, преданность своей стране и первобытная жестокость к врагам. «Что же, товарищи, дело сделано. Завтра мы направляемся в Астрополис!» — сказал Юрий и они покинули место битвы, ведь очень скоро за бандитами должна была приехать скорая помощь.

По пути домой его разум не был занят ни ликованием от победы, ни сожалением