Шрифт:
Закладка:
Билли вернулась к своей музыке. В голове у нее звучала новая мелодия, и она мечтала переложить эту мелодию на бумагу. Ее первый маленький «Сборник песен» нашел своих поклонников, и Билли потихоньку начинала чувствовать вкус славы, хоть и в очень скромных пределах.
Таким образом Билли изо всех сил пыталась «привыкнуть».
Глава XXXIX
Клочок бумаги
Из всех гостей Билли Мари казалась самой счастливой. Да, она жила у Билли постоянно, тогда как остальные приезжали на неделю или две, но девушка думала, что вовсе не это заставляет Мари радостно смеяться, а ее глаза – сверкать. Радость была еще заметнее, потому что раньше Мари была очень мила, но постоянно грустила. В ее огромных голубых глазах всегда пряталась тоска, ее походке не хватало легкости, присущей юным и счастливым особам. Раньше Билли никогда не видела ее такой.
– В самом деле, Мари, – заметила она как-то, – ты что, нашла бесконечный источник нештопаных чулок? Или новый рецепт пудинга?
– О чем ты?
– Нет, ничего. Мне просто интересно, почему у тебя глаза светятся.
– А они светятся?
– Еще бы.
– Наверное это потому, что я счастлива, – вздохнула Мари, – а ты так добра ко мне.
– И только в этом дело?
– А этого мало? – уклончиво спросила Мари.
– Нет, – Билли упрямо покачала головой. – Мари, в чем дело?
– Ни в чем. Правда, все в порядке, – возразила Мари и выбежала из комнаты с нервным смешком.
Билли нахмурилась. Раньше она лишь подозревала, а теперь ее уверенность крепла. Возможность убедиться в своей правоте представилась ей менее чем через двенадцать часов. Она снова оказалась наедине с Мари.
– Мари, кто он? – внезапно спросила она.
– Он? Кто?
– Мужчина, который будет носить носки и есть пудинг?
Учительница музыки занялась краской, но все же сумела изобразить что-то, похожее на удивление.
– Билли!
– Ну же, дорогая моя, – победоносно рассмеялась Билли, – расскажи мне все! Очень интересно!
– Но мне нечего рассказывать, правда, нечего.
– Кто он?
– Он… никто. Точнее, он ничего не знает, – объяснила Мари.
Билли тихо рассмеялась.
– Думаешь? А он никогда не подавал виду, что… влюблен?
– Нет. Хотя… может быть, только мне кажется… что он имел в виду другую девушку.
– Другую девушку! Выходит, есть и другая.
– Да, то есть нет, – Мари вдруг поняла, что говорит. – На самом деле ничего не было. Ничего!
– Хм, – лукаво сказала Билли, – кажется, понимаю. Однажды он все-таки показал, что влюблен, но ты решила, что он влюблен в другую, и поэтому отвернулась. А теперь оказывается, что никакой другой нет, так что… Мари, рассказывай, в чем дело!
Мари в ужасе затрясла головой и осторожно выбралась из объятий Билли.
– Не надо, пожалуйста, – попросила она. – На самом деле ничего нет. Я все придумала сама! – с этими словами она убежала.
Следующие несколько дней Билли много размышляла об истории Мари и думала, кто же этот мужчина. Она еще раз спросила у самой Мари, но та опять ничего не ответила. К тому же Билли была так занята своими собственными проблемами, что у нее не было времени на других людей.
Самой себе Билли вынуждена была признаться, что вовсе не привыкает к новой роли. Она все еще стеснялась Уильяма и не могла забыть, что однажды станет его женой. Она не могла вернуться к прежней доброй дружбе с ним.
Билли встревожилась и начала задавать себе вопросы.
Что будет, если она никогда не привыкнет к мысли о браке с Уильямом? Как она сможет выйти за него замуж, если он так и останется «дядей Уильямом» и никогда не станет для нее возлюбленным? Почему ей не хватило ума и храбрости сразу сказать ему, что она не совсем уверена в своей любви, но очень постарается его полюбить?
И теперь, когда она постаралась – и старалась до сих пор, – но у нее ничего не вышло, она могла бы сказать ему всю правду, и это бы не шокировало его так, как шокирует сейчас, если она все-таки скажет.
Билли потихоньку приходила к выводу, что никогда не сможет полюбить ни одного мужчину достаточно, чтобы выйти за него замуж, но потом она увидела клочок бумаги, который заставил ее отказаться от этой идеи.
Это была половина нотного листка, которую ветер сдул с балкона Мари на лужайку. Билли нашла ее на траве и подняла, и в глаза ей бросилось имя, написанное почерком Мари не меньше полудюжины раз, как будто рука ее сама собой следовала за мыслями. Это имя было Мари Хеншоу.
Билли задумчиво смотрела на это имя, а потом вдруг вспомнила слова Мари и чуть не вскрикнула:
– Хеншоу… Бертрам!
Билли уронила листок и убежала. У себя в комнате, закрыв двери, она села подумать.
Бертрам! Вот в кого влюблена Мари. В ее Бертрама! И тут Билли вдруг осознала, что Бертрам совершенно ей не принадлежит. Он никогда не будет ее Бертрамом. Он будет Бертрамом Мари.
Билли даже испугалась, таким сильным и яростным было новое чувство, которое она вдруг испытала. Что-то огромное, казалось, уничтожило весь мир и оставило только Бертрама. Она вдруг поняла, что ее всегда тянуло именно к нему, но она была слепа и не замечала этого. Девушка строила все свои планы с его участием. Рядом с ним она была счастлива и всегда представляла себе его рядом с собой. Разумеется, она никогда не думала, что он будет любить другую женщину! И она не понимала, что все это значит, бедное слепое дитя!
Билли решительно заставила себя назвать вещи своими именами. Она все прекрасно понимала. Все лето Мари и Бертрам провели вместе. Неудивительно, что Мари влюбилась в Бертрама, и что он… Билли решила, что понимает, отчего ему так легко было играть роль «брата Уильяма» последние несколько недель. Конечно же, она и была той «другой девушкой», которую любил раньше возлюбленный Мари.
Все это было ей совершенно ясно.
У Билли заныло сердце, и она спросила себя, что теперь делать.
Как она ни раздумывала, в своем будущем она видела только горе. И со спартанской стойкостью решила, что никому другому такого же горя не принесет. Она будет молчать.
Бертрам и Мари любят друг друга. Это решено. А что до Уильяма… Билли вспомнила историю одинокой жизни, которую ей рассказывал Уильям, вспомнила, как он просил ее, и девушке
