Шрифт:
Закладка:
- Значит, - задумчиво проговорила Джованна, - золото здесь.
- Золото? - опешила Дженевра. - Золото?!
На уме у сестры были как всегда одни только деньги.
- Сокровища королей Селенду.
Джованна была одержима этим мифическим сокровищем, что по-настоящему пугало.
- Я его не нашла. Джузеппе, бедолага, тоже. Он умер, слышала? А остальные сгинули в катакомбах. Следовательно, оно у тебя, дорогая сестра. Видать правду говорят: боги любят праведников.
На ум пришла фраза, вычитанная когда-то давно. «В его безумии есть своя логика». Воистину, есть, но она точно так же безумна.
- У меня нет золота, - покачала головой Дженевра. - Я вообще не думаю, что оно существует. Это сказка, Джованна, миф. Одна из сидонских легенд, которую скармливают чужакам.
Но Джованну было не переубедить. Она не слышала голос разума, смысл для нее имело только золото. С криком «Отдай!» она бросилась на сестру. Все произошло так быстро, что Дженевра не успела дунуть в свисток и позвать на помощь. Сестры сцепились, упали и покатились по сырым камням, кусаясь и царапаясь, дергая друг друга за волосы. Одной придавала сил жажда наживы, другой — страх и желание жить. Щипки и удары становились все большее, а слова — все злее. Не одна только Джованна знала грубую площадную брань. Потом вдруг руки сомкнулись на шее Дженевры, в глазах потемнело. Воздуха не хватало, вдохнуть было невозможно, и кровь стучала в ушах, точно отбивала минуты до смерти. Дженевра выставила руки, защищаясь, и уперлась в грудь сестры, кончиками пальцев ощущая шероховатость татуировки. Почти машинально, не думая Дженевра вложила немного силы, и цветы вдруг вспыхнули и ожили. Лепестки сминались под пальцами, а гибкие колючие стебли, она знала, опутали сердце Джованны. Сестра закричала. Ее собственные руки разжались, и Дженевра сделала вдох.
- Хватит! Прекрати! - Дженевра оказалась вдруг в крепких объятьях.
Она уронила руки вдоль тела, глядя не мигая на свою сестру. Джованна упала, растирая грудь, смахивая с нее последние лепестки, глядя расширенными от чистого ужаса глазами.
- Мы… - горло Дженевры саднило, слова давались с трудом. - Мы… никогда больше… не… увидимся…
Она обернулась через плечо на Альдо. Он стоял, держа в руке череп с длинными черными волосами. Это стало последней каплей. В глазах опять потемнело, и Дженевра потеряла сознание.
* * *
Кем была для него Вероника? Возлюбленной? Врагом? Злым роком? Альдо не знал. Растирая в порошок ее зубы — жемчужины — Альдо пытался понять это. Не определившись с этим, нельзя было приступать к портрету.
На постели шевельнулась Дженевра, села, обхватив себя руками, точно пытаясь от чего-то укрыться. Она дрожала.
- Ты в порядке?
Дженевра покачала головой.
- Я пыталась убить сестру…
- Но ведь не убила, - улыбнулся Альдо.
- Только потому что ты остановил меня, - Дженевра сглотнула, прижимая ладонь к горлу.
- Не думай об этом, - мягко попросил Альдо. - Пусть грехи в нашей семье будут только на моей совести. Лучше иди сюда и помоги мне с красками.
За ступку Дженевра взялась с большой неохотой, даже с брезгливостью. Пока она перетирала краски с мелким костяным порошком, Альдо делал на холсте набросок. Он работал быстро. Лицо Вероники когда-то врезалось в память, и его уже нельзя было забыть. Альдо все еще любил ее и так же пылко ненавидел. Помнил каждую черточку, изгиб губ, блеск глаз. Еще ощущал прикосновение к коже черного шелка. Волосы у Вероники были прямые, гладкие, длинные, и она, легко игнорируя все правила и традиции, носила их распущенными.
Рука коснулась плеча, возвращая Альдо в реальность.
- Она красива, - печально сказала Дженевра.
Альдо покачал головой.
- Она — стрега. Среди них нет красивых или некрасивых, все они притягательны. И опасны. Все, что ты испытываешь рядом со стрегой — ложь. Поцелуй меня.
Дженевра послушалась, и у ее губ был вкус сладкого винограда. Потом она встала за спиной Альдо, стараясь держаться незаметно, не сводя глаз с холста. Из него, все еще белого, чуть желтоватого проступало красивое бледное лицо в обрамлении прямых черных волос. Они скрывали плащом обнаженное тело, мраморно-белое и на вид такое холодное. Справа и слева, словно два стража, сидели вороны с иссиня-черным оперением. Альдо долго подбирал краски, чтобы добиться этого цвета и холодного металлического блеска.
Писал он долго, и в какой-то момент усталость взяла свое. Сперва Дженевра присела на табурет и прикрыла на минуту глаза, а потом ощутила, как соскальзывает в бархатистую тьму. Там, на дне кто-то подхватил ее и перенес на постель. Щекою Дженевра ощутила шелковую прохладу покрывала.
Разбудил ее снова поцелуй, и Дженевра пришла к выводу, что подобное пробуждение ей нравится. Она ответила, наслаждаясь мягкостью губ, нежностью, вкусом; провела пальцами по щеке — кожу покалывала щетина. Открыла глаза. Альдо выглядел усталым, но возбужденным, походил на охотничью собаку, готовую сорваться за добычей.
- Все готово, любовь моя, - он снова поцеловал ее.
Дженевра оторвалась от губ мужа с неохотой, села и привела в порядок измятую одежду. Потом, подумав, выскользнула из мужского платья, разгладила измятый подол сорочки и сверху набросила халат. Ее слегка потряхивало от страха. Дженевра тянула время, как могла, но это не могло продолжаться бесконечно. Лучше немедленно избавиться от проклятья. Или узнать, что это невозможно.
Дженевра встала с постели и подошла к мольберту, переступая через рассыпавшиеся рисунки. На них была она сама, спящая то безмятежно, то порочно-соблазнительно. Тут оставалось только поджать губы. Альдо хмыкнул и принялся собирать листы. Дженевра выждала минуту и дернула покрывало с картины.
Стрега казалась живой. Словно поверхность холста была прозрачным стеклом, окном в иную реальность. Мастерство Альдо восхищало, завораживало и пугало одновременно. Дженевра протянула руку и коснулась еще влажной краски, ощущая внутреннюю пульсацию. Горячие ладони легли ей на талию, не давая упасть. Спиной Дженевра ощутила сильное тело мужа. Это придало сил ей самой, и она послала импульс.
И стрега захохотала.
Она смеялась громко, заливисто, жутко и тянула из картины свои бледные руки с острыми ногтями. Альдо едва успел оттащить оцепеневшую Дженевру. Вероника досадливо цокнула язычком. Она молчала. Молчал и Альдо, молчала напряженная, одеревеневшая Дженевра. Затаились вороны, только взгляд их круглых глаз был живым и внимательным.
Наконец, когда молчание стало уже по-настоящему мучительным, заговорила первой Вероника:
- Что тебе нужно, Альдо, мой мальчик?
Ее голос все еще мог даже спустя столько лет,
