Стук в дверь и сразу же появившаяся на пороге Лукреция — на сей раз за засов я дверь не запер, не ночь же, да и число охраны в твердыне Борджиа было, хм, весьма немалым — с ходу заявляющая:

— Братик, мы теперь точно знаем, где находится ещё один артефакт. И он си-ильный! То есть уже действующий. Его многие видели, ещё большее число увидит.И это очень-очень нехорошо для нас.

— Да ну? — саркастически хмыкнул я на подобное смелое заявление. — Попрошу доказательства.

— Мекка, Черный камень Каабы, — затараторила Лукреция, словно бы в опасениях, что её могут перебить, хотя на самом деле просто от избытка эмоций. — Сияет неземным светом, раз в день вспыхивает, и эта вспышка лишает зрения тех, кто в то мгновение на него смотрел. Еще скажу о тех, которые муллы и кто там ещё. Они не знают, как к таким ослеплённым относиться. Грешники, которых покарал Аллах, или лишившиеся зрения, увидев отблеск их рая? Камень то, по их вере, когда то был там, в раю, а потом упал сюда, в обычный мир, как великий дар.

— Не упал, а был принесен ангелами на какую-то там гору, где ими и охранялся. Лишь потом стал даром одному из пророков, Ибрагиму, когда возводилась Кааба. И вроде раньше был белым, но стал чёрным, пропитавшись человеческими грехами.

— Не занудствуй! Ты же понимаешь, что для нас это… плохо. А для их джихада хорошо. Того и гляди снова попрутся целой ордой… куда-нибудь. Для нас это лишние хлопоты.

— И возможность, — появившаяся на пороге Белль склонна была оценивать случившееся несколько с иной стороны. — Был Иерусалим их, стал наш. Была Мекка с таким ценным артефактом у мусульман… у них и останется, только уже без этого интересного артефакта. Заодно и самых ярых сторонников джихада укоротим на головы и прочие части тела. Нельзя оставлять им такой вот символ. А чтобы некоторые из сильно верующих уже наших воинов не приуныли — придётся показать им копьё Лонгина. По-настоящему показать, причём быть оно должно в твоих, Чезаре, руках! Так сказать, клин клином выбить. И только потом…

— Что потом? — с ходу заинтересовался я, почуяв нечто важное и нужное в недосказанности «сестры»-подруги.

— Даже тупой фанатик не сможет сказать ничего против человека, в руках которого копьё Лонгина проявило свою настоящую силу. Даже когда он покажет, что не им единым ограничиваются «чудеса». Мы ведь запланировали собрать все артефакты, до которых дотянемся, и которые окажутся таковыми.

— А сумевшего использовать такую великую реликвию как копье Лонгина, не получится обвинить в колдовстве, ереси и прочем, — торжествующе улыбнулась Лукреция. Но Чезаре, есть Авиньон! Они вновь заорут о колдовстве, стоит только начать показывать любые чудеса.

— На каждого крикуна найдётся адепт Храма Бездны, — жестко, без тени сомнений произнёс я. — И если хоть где-то начнут разгораться костры… В общем, не завидую я тем местам. Инициаторы сами сгорят на разожжённом ими пламени. Только так и никак иначе. В том числе и потому идея Белль просто не может быть отброшена. Враг внешний, что по духу и крови, и возможное оживление врагов внутренних, что не в империи, но в Европе — этого нам точно не потребуется. Мда, думалось, что прикосновение к тайнам сути души и перемещения оной меж мирами принесет одну лишь пользу после того, как сумели вырвать это у тлатоани, а оказалось, что всё только начинается.

Точнее сказать, продолжается. Впрочем, лично мне не привыкать, да и Лукреции с Белль тоже. Она была лично мной с подросткового возраста воспитана и заточена как жёсткая, решительная правительница. Не боящаяся ни земного, ни небесного. Про Алису-Изабеллу и говорить не стоило. Это в начале своего тут появления подруга вынуждена была отыгрывать роль той, в чьё тело попала, изображая пусть быстрый, но не нереальный прогресс по пути развития. Зато сейчас все признавали, что королева Египта если кому в жёсткости и решительности с хитростью уступает, то разве что своему брату. Оно и понятно — другие времена, они дали совсем иную базу, используя которую, так хорошо получать преимущество здесь, в этой реальности.

Что до очередной войны, в которую империя влезала, едва успев завершить войну колониальную, по ту сторону океана. Справимся, как иначе то! Особенно учитывая тот факт, что на сей раз войска доставлять не так и далеко придётся. Добавить к тем, которые и так присутствуют в Египте, особенно мотивированных и надёжных головорезов, не забыть про тамплиеров, «постучаться» к иоаннитам, испанцам с португальцами — а может и к иным желающим, если те достаточно быстро зашевелятся — после чего, пользуясь полным доминированием нашего флота в Красном море, базирующегося в основе свой на Эс-Сувайс, он же Суэц, устроить бомбардировку Джедды, да и высадиться на зачищенной территории. А от Джедды до Мекки расстояние откровенно смешное — меньше сотни километров. Климат, правда, откровенно паршивый, ну да это дело такое, перетерпеть можно. Зато…

— Третий за время понтификата отца Крестовый поход. Неожиданный такой, но зато какую роскошную цель под него получается подвести. Одно жаль.

— Папа не сможет огласить буллу о его начале, — тяжело вздохнула Лукреция, утирая непрошенную слезинку. — Это так… Даже думать об этом не могу.

— Посмотрим. Смотря по ситуации, можем сказать народу, что понтифик простудился и временно потерял голос. Вместе с тем, врачи советуют попробовать порой выводить больного на свежий воздух. Конечно, показывать истинное состояние отца не стоит, но богато украшенный паланкин — самое то. А уж поднять руку и поприветствовать римлян он сможет и, более того, подобное способно даже помочь. Ему.

Пояснять не требовалось. Родриго Борджиа, помимо прочих проблем, сейчас терзался и тем, что люди узнают о его болезни, слабости, беспомощности. А тут реально было устроить этакий промежуточный вариант. Дескать, болен понтифик, но не чем-либо серьёзным, а так, обычной простудой, пусть и оказавшейся чрезмерно сильной, на время отнявшей возможность громко и красноречиво говорить, завораживая толпу.

— Демонстрация копья Лонгина перебьёт всё остальное, — к месту подметила Белль. — Кстати, особенно забавно то, что все остальные, хм, «святые реликвии» оказались теми ещё пустышками. Мощи там, другие Орудия Страстей. Не списать даже на то, что на копье Лонгина была божественная кровь. Есть ведь гвозди, крест, то есть его куски. И вроде даже истинные, с высокой вероятностью.

— Слышали