Мы целуемся, и страх, пульсировавший в воздухе вокруг нас, начинает рассеиваться. Жажда друг друга растет. Прижавшись к Тео, я чувствую его желание. Я желанна, и это придает мне уверенности в себе. Выбор за мной. Я беру Тео за руку и веду наверх. К чему слова, нас с головой накрывает страсть.

Медленно сбрасывая одежду, мы избавляемся от бремени прошлого. Проникая в глубины души, растет тяга к телесному единению, жажда близости. Стремление к тому, что дает стимул жить, необходимо для выживания, остальное – неважно.

Тео заглядывает мне в глаза: слов не нужно. Доверие, согласие и, в этот момент, любовь. Он нежно касается меня пальцами, посылая утонченные сигналы всему телу. Он исследует каждую часть меня, страстно желающую прикосновения. Я чувствую его губы, теплые в прохладном воздухе, жадно его целую, молча разрешая ему все. Все кажется закономерным, почти знакомым, словно два разбитых фрагмента головоломки становятся на свои места. Месяцы мучений отступают, очищенные страстью и чем-то еще.

Тео впивается в меня глазами, и мы сливаемся в единое целое, ослепленные пылом и необузданной силой, уносящей меня дальше, чем когда-либо прежде. Я дышу громко, часто и вскрикиваю. Я словно покидаю тело, возрождаясь к жизни, и осознаю, что нам суждено было встретиться. Нас объединяет мистическая сила, создавая энергию, обостряющую каждое ощущение. С самого начала знакомства нас объединяло не только желание, а нечто большее. Истинная причина нашей связи кроется во вселенной.

* * *

Мы лежим в постели, обнявшись, я вожу пальцем по контуру татуировки на груди Тео. Он рассеянно, в полудреме, гладит мое плечо, моя голова уютно устроилась у него на руке, и я чувствую, как бьется его сердце.

Балконные двери впускают спокойные звуки моря, ночной воздух охлаждает капельки пота.

Оглядывая комнату, я отмечаю черно-белые фотографии афинской архитектуры в рамках, искусно прислоненные к книжному шкафу, который тянется от пола до потолка. С одной полки свисают четки, серебряное распятие отражает свет. Крест: символ того, что не бывает любви без страданий.

Я поднимаю голову, чтобы посмотреть на Тео. Проведя рукой под подбородком, кладу ее ему на грудь. Глаза у него закрыты, темные ресницы касаются щек, на губах играет полуулыбка. Не знаю, спит ли он, пульс медленный, дыхание глубокое.

Татуировка на груди – три строки черными чернилами на смуглой темной коже. Без машинного перевода греческие слова мне не понять, поэтому я сижу тихо. Он шевелится, поймав меня на попытке расшифровать текст.

– Если хочешь почитать, книжки – там, – смеется он, показывая на полки.

Если бы его можно было прочитать как книгу – разгадать Тео так же трудно, как расшифровать незнакомый алфавит.

Он поднимается, чтобы меня поцеловать, запустив руку в мои волосы и поворачивая меня на спину. Напрягая плечи, отталкивается, чтобы взглянуть сверху. Я снова трогаю татуировку, водя пальцем по строчкам.

– Это стихотворение я нашел на открытке в доме отца. Всего три строки, и внутри записка, думаю, от мамы, но он не говорит. Все это очень печально, но я влюбился в эти слова. По-английски это что-то вроде: «Я сижу здесь, превращая эту прохладу в свое жилище».

Я мгновенно понимаю, что это за строки.

– Как ты сказал? – вскрикиваю я.

Я широко раскрываю глаза. Этого не может быть. Я глажу слова на его груди. Слова, которые я впервые прочитала всего несколько недель назад, такие значимые. Последнее мамино письмо, обращенное ко мне, пронзительно-поэтичное прощание. Слова, написанные ее рукой. А теперь то же самое навсегда запечатлено на груди человека, сидящего передо мной. Я отталкиваю Тео и сажусь на кровати.

– Софи, что такое? Что случилось?

– Это же… Я…

У меня кружится голова.

– Это стихотворение… его оставила мне мама, чтобы я прочитала его после ее смерти. Это ее последние слова, а теперь это и твое тату.

Он бледнеет, поняв, что я сказала.

– Это просто уму непостижимо. Я никогда раньше не слышал этого стихотворения. Так как же… как это может…

Он, как и я, ошеломлен случайным счастливым столкновением наших миров. Мы оба в растерянности, не знаем, как разгадать смысл поразительной связи.

– Это так странно… даже страшно.

Я растираю покрывшуюся мурашками кожу. Он ложится, опираясь на локти, и прикрывает торс простыней. Татуировка с хайку отчетливо видна на фоне белой ткани. Я снова ее рассматриваю, пытаясь понять смысл открытия.

– Может, просто случайность, а может, судьба.

Он притягивает меня в надежные объятия, согревая холодную кожу.

– Эти слова нас соединяют. Прекрасно.

Мой первичный шок потихонечку проходит, и я частично соглашаюсь. Слова, тщательно подобранные мамой, которые так много для меня значили, теперь соединяют меня с Тео, с этим берегом. Он превратил мое путешествие во что-то намного более значимое, чем я ожидала. Романтическое и поэтичное. Что это? Послание, провидение, судьба… почти подтверждение того, что я иду по тропе, выбранной для меня, что в поездке меня направляет невидимая рука, чтобы я – надеюсь – нашла утраченную картину.

Голова идет кругом. Мы из таких разных стран и культур – и все же такая связь кажется невероятно важной. Если не брать во внимание картину, неужели Тео – еще одна причина, по которой я оказалась в Метони?

* * *

Я сижу одна на балконе спальни Тео. Близится рассвет, но сна ни в одном глазу. Мысленно перебираю все, о чем мы говорили. Хайку, Роберт, мама. Я не рассказала Тео про выкидыш – побоялась лишний раз испытать судьбу – для меня важно было объяснить Тео, что я никому не доверяю после моральной травмы, которую нанес Роберт. Решение Тео по отношению к детям предельно ясно, и, возможно, его бы оттолкнуло сообщение, что я потеряла ребенка.

Странно, но я чувствую себя виноватой, что не рассказала: мы с ним честные и открытые друг другу. Но какой смысл делиться каждой сокровенной мыслью, каждой болью, которую я испытала? Из Метони я скоро уеду. Словно подкрадывающийся хищник, тихо кружит неизменная истина, напоминая, что нужно защищать сердце. Мне уже это плохо удается.

Громко вздохнув, я решаю прогуляться по берегу, чтобы проветриться. Отодвинув внизу ставни, я открываю стеклянные двери.

Я иду вдоль берега, утопая в песке, холодном, но приятном. Думаю, как встречусь в Каламате с Тони, слегка волнуюсь, что увижу мамины картины. С моря дует легкий свежий ветерок, и я молча прошу его меня направлять. На берегу темно,