Я слезла с кровати и, взяв руки подруги в свои, перестроив зрение, начала плести, попутно объясняя нюансы. Затем мы вместе попытались выскрести силы из резерва до краев, и обе получили мощный откат – кувырком отлетели к стене.

– Прости, – пискнула Рина, слезая с меня.

– Угу.

Я поднялась вслед за подругой, посмотрела на ее красные пальцы, на горящие глаза и поняла, что этот удар перевернул мне душу. Наружу высунулись семейная упертость, настойчивость и вредность. Не даешься?! Мне? Посмотрим, кто кого переупрямит!

Теперь мне просто зверски хотелось не только Рине помочь, но и победить самой. Покорить силу, которая не желала сдаваться.

– Давай попробуем снова. Вместе! – азартно потребовала я.

Рина чуть не расплакалась, благодаря меня:

– Спасибо, Ника, ты настоящая подруга!

Ясное дело: одной мучиться тяжело и скучно, а в компании – всяко веселее. Если один начнет отлынивать, второй его вернет на нужный путь…

Мне стало стыдно, очень-очень стыдно. Ведь я думала лишь о себе. И этот порыв – просто эгоизм и самолюбие, не больше. А для Катерины расширение резерва – жизнь и любовь.

Мы глядели друг на друга, измученные до предела, растрепанные, в синяках, потом шагнули навстречу и сжали друг друга в объятиях. Так и стояли, пока я не пообещала от всей души:

– Ты не останешься одна, мы сделаем это вместе!

– У меня теперь ближе и ценнее тебя и Оллера никого нет, – хлюпнула носом подруга.

– И у меня только ты, Оллер и Ивар. Ты забыла про нашего теневика-затейника! – хихикнула я.

– И правда, куда мы без него теперь, – повеселела Рина.

– Прорвемся, – прошептала я, – все обязательно будет хорошо.

Глава 8

Утро началось гораздо раньше, чем обычно, потому что правую ногу свело сильнейшей судорогой. Я со стоном, точнее скулежом села и осторожно спустила сведенную ногу с кровати, собираясь уколоть чем-нибудь острым – воспользоваться верным и простым способом, которым отец частенько делился с пациентами и клиентами нашей аптеки.

Нашла взглядом заколку, лежавшую на краю стола, и потянулась за ней. Только коснулась «лекарства», кошмарной судорогой свело вторую ногу, икра аж сжалась в тугой, дико болезненный комок. Я вскрикнула, не в силах сдерживаться. Сжав зубы, с усилием воткнула острие заколки в комок мышц и снова чуть не заскулила, но уже от облегчения.

Боль отступила. Переведя дух, я посмотрела на подругу в надежде, что не разбудила. И замерла, столкнувшись с ее широко распахнутыми испуганными глазами. Не успела объяснить, что случилось, Рина резко и беззвучно выгнулась дугой и замерла, хватая ртом воздух.

Я резво вскочила, но ноги сразу заныли, пришлось на полусогнутых и словно одеревеневших ковылять к подруге. Наклонившись над ней, я растерянно просипела:

– Что с тобой? Рина, говори!

– Бедро и спина, – процедила она сквозь сжатые чуть ли не до хруста зубы, – у-у-у-у…

Из ее глаз градом покатились слезы, а я с некоторым облегчением выдохнула: когда проблема известна, с ней легче справиться. Ее «комки» я тоже тщательно потыкала острым концом заколки, которую, оказывается, зажала в руке как оружие. Да я теперь с ней ни за что не расстанусь! Заодно и отца помянула добрым словом за науку. Его советы меня здесь уже не раз выручали!

Страдалица дернулась, затаила дыхание и наконец с мучительным выдохом легла на спину. Попыталась расслабиться и едва слышно простучала зубами:

– Ужас-с-сно болит-т-т… гадство… у-у-у…

– Сейчас пройдет, – уверенно пообещала я и, присев рядом с ней, принялась массировать ее ногу.

Вскоре Рине полегчало, она устроилась в кровати удобнее и поблагодарила:

– Спасибо, Ника, хватит. Дальше я сама. Не понимаю, что это. Но больно ужасно.

– Это спазмы в мышцах, из-за того что мы вчера переусердствовали, – мрачно пояснила я. В этом я не сомневалась и поэтому на всякий случай предложила: – Впредь нужно быть осторожней. Может, сократить тренировки…

Рина всхлипнула, но ничего не сказала, повернулась на бок и свернулась калачиком, подтянув колени к животу. Такая ранимая, несчастная. Тяжело вздохнув, я осталась сидеть рядом и легонько массировать ей ногу. Раньше подруга выглядела как ласточка среди остальных «птиц», а с новой короткой стрижкой, взъерошенная, с синяками под глазами после ночных тренировок, измученная утренними судорогами – как подстреленный воробей. А ведь это самое начало нашего пути…

С трудом передвигая ноги, подобно старушке, я добрела до окна, перевести дух, так сказать, собралась. Не тут-то было. Там снова был Ивар. За окном. Сидел на земле и творил нечто немыслимое с ногами: подтягивал их на себя за мыски, замирал и снова тянул. Пару раз Ивар тряхнул головой, затем встряхнул руками и поднялся. Осторожно, словно не по земле собирался идти, а по хрупкому льду.

Медленно, очень медленно, он стал перекатываться с мысков на пятки и обратно. Затем шагал на месте, прыгал – и неожиданно кувыркнулся. Поднялся, встряхнулся, снова попрыгал, поводя плечами, кивнул себе и, подхватив небольшую сумку, трусцой побежал в сторону полигонов.

– Зачем он все это делал? – раздался у моего плеча голос Рины.

Я и не заметила, что она встала и подошла.

– Может, разминка какая-то? – предположила я. – Кто их, теневиков, знает.

– Моя бабушка так делала, когда ноги болели… – задумчиво припомнила Рина.

И тут меня осенило:

– У него были судороги! Ивар занимается, как и мы.

Недоумение на лице подруги сменилось удивлением, а вскоре на нем отразился живой интерес.

– Пойдем! – всполошилась я, бросаясь к шкафу за тренировочной формой, выданной для занятий на полигонах.

– Что ты делаешь? – нахмурилась подруга, когда я сунула ей форму в руки.

– Мы будем заниматься с Иваром! – объявила я. – Видела, как он умело избавился от боли и побежал дальше? Нам этого не хватает.

– Бегать?

– Нет. Лидера в наших рядах, – ответила я с улыбкой, подняв указательный палец вверх.

Рина раздумывала лишь