Усач помог мне подняться, вывел из камеры и подвёл к решётке Ставра. Я бы закричала, когда увидела, ЧТО происходит со Святославом, но кричать было бы ещё больнее, чем просто говорить. Я прежде никогда не видела ничего подобного!

Святослав, лёжа на полу и кутаясь в тонкое одеяло в буквальном смысле покрывался корками льда! Серо-белые наросты позли по прямо по его одежде, одеялу и прорастали между прядей густых тёмно-русых волос. Дыхание мужчины звучало со сдавленной звонкой хрипотой и при этом как будто всё тише, слабее и тяжелее.

— Ну⁈ Что с ним⁈ — с нервным нетерпением громко спросил усатый. — Ты сможешь ему помочь⁈

Я не знала, что на это ответить. Поэтому просто молча вошла в камеру к Святославу, когда усатый открыл дверцу, и упала на колени рядом с мужчиной. Ставра заметно лихорадило, а треклятый лёд, на моих глазах рос всё дальше, покрывая собой всё новые участки тела Святослава.

— Сними с меня ошейник, — велела я усатому.

— Чего-о⁈ — протянул тот со злостью. — Ты что думаешь…

— Чтоб тебя! — воскликнула я. — Возьми арбалет и держи меня под прицелом, если боишься. Ты всяко успеешь выстрелить быстрее, чем я заколдовать тебя! Но без магии я ему не помогу!

Усатый недовольно, с очевидной нерешительностью поджал губы, но затем крикнул куда-то в сторону.

— Жмыхарь! А ну принеси мне самострел! Живее!

Когда напарник усача, тот самый урод, который шлёпнул меня по ниже пояса, притащил самострел, воин с усами действительно собрался снять с меня ошейник, но тут Святослав глухо застонал, а затем захрипел с нескрываемым страданием. Затем воин тут же замолчал и затих на несколько мгновений, чем жутко меня напугал.

Я тут же поспешила дотронуться до Ставра, а ошейник с опалами так и остался на моей шее. У меня ещё не было понимания, что могло бы помочь против удивительного и ужасающего проклятия, но к моему удивлению, в тех местах, где я коснулась Святослава, лёд мгновенно начал таять. Поддавшись наитию и странному инстинктивному желанию, я провела руками по его плечам и коснулась волос.

Чародейский лёд таял, отступал и довольно быстро исчезал, а дыхание Ставра постепенно выравнивалось, становилось спокойнее, и уже звучало без хрипа. Я не могла понять, что происходит и как вообще это всё может быть взаимосвязанно — мои прикосновения и магический лёд на теле мужчины. Но моё присутствие однозначно непостижимым образом помогало Святославу. При этом, в эти доли секунды я позорно потеряла самообладание. Мысль о том, что Святослав мог вот так вот запросто и внезапно умереть прямо на моих глазах внезапно вызвала у меня глубокое моральное потрясение, а вслед этим душевное смятение… Я чувствовала себя совершенно бессильной, глупой и беспомощной. От смеси негативных чувств на глазах сами собой выступили слёзы, словно я была не опытной ведьмой, а едва начавшей обучение ученицей. Подобное случалось со мной уже второй раз за всю жизнь. Первый был, когда ни стало Арыси Михайловны.

Часть моих слёз — от боли и страха — несколькими мелкими капельками упали на лицо Ставра, и тот смешно дёрнул носом. Я вздохнула, постепенно успокаиваясь, аккуратно положила голову Святослава на свои колени и ласково, медленно провела по его рукам. Сердце само, словно в чьих-то жёстких пальцах, сжалось в комок от жалости, когда я увидела покрытые изморозью и льдом предплечья, локти и кисти рук Ставра.

— Всё будет хорошо, с тобой всё буде в порядке… Ты не умрёшь… Во всяком случае, не здесь… и не сегодня…

Слова приходилось шептать, сквозь кипящую в голове боль, с паузами и усилиями. Но лёд неведомо откуда взявшийся на теле моего гостя, продолжал отступать. При этом он не столько таял, сколько просто исчезал в никуда.

— Ну вот… становится лучше… — слабым тонким голосом, глотая боль и слёзы, проговорила я.

Ещё одинокая капелька моей слезы упала на лицо Святослава, и в этот миг он открыл глаза. Наши взгляды встретились: мой, заплаканный и измученный болью и страхом, и взгляд Ставра — сонный, удивлённый, с неожиданной мягкостью и добротой.

Не говоря ни слова, Святослав поднял правую руку и ласково коснулся моей щеки. Рука у него была неожиданно тёплой, а касание мужской немного мозолистой ладони, с парой шрамов и загрубевшей кожей — показалось мне сладостно приятным и желанным. Я непроизвольно закрыла глаза, наслаждаясь нежным прикосновением Ставра, и вдруг почувствовала, как боль в моей голове… начала таять подобно льду на теле Святослава.

Я охнула, выпрямилась и чуть вскинула голову. А затем, совершенно непроизвольным жестом, по необъяснимому наитию, своей левой ладонью накрыла пальцы правой руки Святослава и чуть прижала к своей щеке. Сейчас мне хотелось, чтобы Ставр никогда не убирал руку, чтобы продолжал касаться меня, как можно дольше… Его ласковое прикосновение было таким тёплым и дарило такое необъяснимое блаженство, что внутри меня несколько раз пронёсся неожиданный нежный трепет. И чем дольше широкая мужская ладонь касалась моего лица, тем быстрее исчезала моя боль.

Я несколько раз поморгала, растерянно глядя вниз и перед собой, а затем посмотрела вниз, в лицо и в глаза Ставру. Лежа головой на моих коленях, он облегченно и одобрительно улыбался. Но меня в этот момент больше всего привлекли глаза мужчины — из них почти полностью исчез белок, а радужка и зрачок серьёзно увеличились в размерах. В расширенных зрачках воителя я отчётливо увидела знакомый мне желто-зелёный свет — таким светом горит Погранстена между Явью и Навью.

Следом за чувством блаженства и признательности, мою душу захлестнуло новое смятение и совсем новый страх — те чувства, когда сталкиваешься с чем-то необъяснимым и неизвестным. Теперь у меня не было никаких сомнений в том, что Святослав, как бы дико это не звучало, является ходячим порталом в Навь. А это значит, что Ставр мог быт кем угодно, но только не человеком… Во всяком случае не в традиционном понимании этого определения. Мой гость, похоже, был гостем и в нашей Яви.

Руна одиннадцатая. Искусство убеждения

Усатый наблюдал за мной и Святославом несколько секунд, а затем прокашлялся и закрыл решётку камеры Святослава. Ошейники, к несчастью, с меня так и не сняли, но зато Ставру и мне самой стало намного легче, а вскоре наши недуги отступили и исчезли вовсе.

— Пока вдвоём посидите, — убрав висящей на ремне самострел за спину, усатый ратник нахмурился