полиции. Нагрянет полиция и как объяснять, что у тебя живет посторонняя без документов? Это грозит наказанием ей и ее владельцу, сразу припечатывают незаконные отношения, а с паспортом существуют обходные пути, продлевается виза.

– Ну, может быть. Катин паспорт оказался просрочен, тем не менее она смогла приехать ко мне, но это же Катя! А я помогла ей улететь на родину.

– Как же она тебя нашла?

– Через интернет, конечно. Мы обе искали наших – мало ли как сложились судьбы, так и вышли друг на друга. Кстати, это Катюша обнаружила Лайму и сообщила мне, она тоже участвует в поисках девушек, попавших в беду. При всех «но», относительная свобода в Турции у Кати была, там у нее появились друзья, они и переправили ее в Эмираты. Позже они же рассказали ей о девушке на пляже, тоже по интернету, она держит с ними связь, хорошо владеет турецким.

– Катя в России… – мечтательно произнесла Маша. – А кто еще там?

– Марина. Оксана. Нютка.

– Боже мой, как бы я хотела…

И Маша осеклась, виновато взглянув на Полину. С ее стороны бестактно вслух мечтать вернуться на родину, тогда как спасительница привязана к этой чужой стране сыновьями.

– Ты уедешь, я обещаю, – прочитав ее мысли, сказала Полина и резко добавила: – Только не благодари, я для себя это делаю.

– Для себя? Как это?

– Знаешь, Машка, за все приходит расплата, за хорошее и плохое. Я ничего толкового не сделала в жизни, за мое царское житье-бытье заплатили вы…

– Ой, не надо превратно понимать нашу ситуацию, тебе ведь тоже пришлось жертвовать…

– Я правильно понимаю, не спорь, мои жертвы по сравнению с вашими жалкие и мелкие. Бог дал мне шанс выжить, выбрал меня, наверное, чтобы я тоже сделала что-то полезное. Сейчас главный приоритет в моей жизни – дети. Не хочу, чтобы мои мальчики расплатились когда-нибудь за мое благополучие, я сама должна отдать долги. Как видишь, мои цели самые меркантильные.

О, Полина, кажется, стала религиозной и одновременно суеверной, у Маши другое миропонимание, в самые страшные минуты она знала, что это не судьба, не рок, не грехи вгоняют ее в могилу, а люди. Спорить глупо, потому что верить или нет – дело каждого, она постаралась вернуться к старой теме:

– Мы ушли от Кати, она помогла тебе – как?

Полина отвела взгляд в сторону, вернувшись в то время, полное страхов от безвыходности. Она знала, что придется спать со стариком, внушавшим отвращение, но вспоминала девчонок, которых никто не спрашивал, чего они хотят, и уговаривала себя терпеть. Терпеть, чтобы новый хозяин, разозлившись, не выкинул ее на дно. При всем при том ни в коем случае нельзя пресмыкаться, следовало сохранять достоинство – так рассуждала Катя, выстраивая свои грандиозные планы. Ашраф не сразу повалил ее на кровать, он навещал Полину, называл Сурией, приручал, разговаривал с ней, конечно, язык общения был английский. И вовсе не дикарь, как делились девчонки своими впечатлениями после «общения» с местными мужами. Ей опять повезло, и об этом стыдно говорить той, которая хлебнула выше минаретов.

Полина вовремя поняла: везение не бесконечно, за место рядом с Ашрафом стоит побороться, тем более она была беременной, еще не зная, что носит сына, который изменит ее статус. Опасность родить ребенка и стать ненужной казалась реальной, и Полина лихорадочно принялась вспоминать подробности планов Кати, к которым в свое время относилась несерьезно. Она сделала все, чтобы Ашраф не только полюбил ее, но и уважал, ценил, доверял и даже советовался. Это был долгий путь и трудный, пришлось выучить арабский, чтобы между ними возникло полное взаимопонимание, которое разрушает незнание местного языка. Полина освоила обычаи, при этом оставалась сама собой, как учила Катя, именно это и привлекало его. Она не клянчила наряды и драгоценности, старалась быть интересной ему, изучала его бизнес и ведение документации, много читала, а свободного времени у нее было предостаточно. Понадобилось более четырех лет, чтобы стать ему необходимой.

В сущности, Полина превратилась в завоевателя с рационально продуманной дорожной картой на длительную перспективу. Но когда стала побеждать, неожиданно для себя заметила, что Ашраф не тупой бедуин с примитивными инстинктами, а высокодуховный человек, каких на планете единицы. Он – редкое явление, возможно даже исключение, а тут на склоне лет родилось двое сыновей, Ашраф даже помолодел, состояния эйфории не скрывал.

Как рассказать, чтобы стало понятно: за свое положение она сражалась упорно и отчаянно, перестроила себя и подчинила разуму, а не страстям с амбициями? Однако ее трудности несравнимы с каторгой, доставшейся Маше, следовательно, плакаться, чтобы пожалели, неприлично, а этого не избежать.

– Потом, – сказала Полина. – А сейчас… у тебя режим.

Россия, новый день и новые загадки

Составляли опись до двух ночи, к ужасу всей работающей группы эксперты обнаружили, помимо драгоценностей и купюр, настоящие произведения искусства. Предположительно, конечно. Потому что любая вещь, стоимость которой предполагается заоблачной, должна пройти серьезную экспертизу, а не поверхностную оценку. Например, картины – кто способен с уверенностью заявить, что на стене висит подделка? Или выставочная чеканная посуда инкрустированная камнями (предположительно полудрагоценными), – какова ее стоимость? Ну и так далее. Сил ни у кого не было продолжать пересчитывать и переписывать чужое добро, решили продолжить на следующий день, дверной замок починил слесарь еще раньше, дверь опечатали и разъехались по домам.

Первое, что сделал Павел, попав в свой кабинет к полудню (надо же было выспаться), позвонил в институт и попросил выписку о доходах Орлика за последние пять лет.

– А лучше за десять, – передумал он, в этот момент вошел Феликс и сел напротив. – Орлик ведь работал только в институте, верно?

– Ну, я не знаю… – неуверенно сказал женский голос в трубке.

– Я знаю. Можно не помесячно, а за каждый год. И сделайте милость, эти сведения мне нужны срочно. – На этом он положил трубку и улыбнулся Феликсу. – Как Настя встретила? Не била посуду, нет?

– Ждала, – хвастливо ответил опер, скрестив на груди руки в знак самодовольства. – И что-то шила перед теликом. Паша, женись, это так удобно – приготовит, накормит, уберет, погладит, приласкает.

– У меня мама есть, – буркнул Терехов, на что Феликс расхохотался. – Ладно, ладно тебе. Смеется он…

– Ты сейчас доходы Орлика затребовал? – отсмеявшись, спросил Феликс и не стал ждать ответа. – Зря. На доходы в государственной структуре не приобрести все то, что мы у него видели, если только не воровать в особо крупных размерах. А что украдешь в педагогическом институте? Даже курсовые и диссертации, написанные на заказ для мажоров, вместе со статьями о педагогике, которые никому не нужны, тоже не дадут таких доходов. Бусинки зачем считали? Потому что каждая, предположительно жемчужина, примерно стоит по скромным подсчетам от трех до пяти тысяч. Каждая! Нет, зря люди буду корпеть над цифрами, имущество Орлика – это криминал.

– Я обязан доказать, что доходы не сопоставимы с его расходами, – не спорил Павел. – Ой, кто к нам пришел… Жека.

Действительно, к столу шел помятый, явно не выспавшийся, а также с виноватой миной, Женя. Усевшись на свободный стул, молодой человек, сунув сложенные ладони между колен, свесил голову и начал процесс покаяния:

– Проспал. Извините, я больше не буду.

– Ты имел полное право выспаться, – успокоил его Павел.

– Тогда… Павел Игоревич, позвоните папе и скажите,