винить её, потому что ни о чем не жалею. Я счастлив, что встретил её тогда, и если бы мне предложили отмотать время назад, то в тот день не раздумывая поехал бы тем же маршрутом.

35

Отец Тихон

Люблю вечерние службы. Это особая атмосфера: тусклый свет от свечей, которых бывает совсем немного в такое время, хор поёт неспеша, словно на выдохе после насыщенного трудового дня, молитвы звучат вполголоса, но словно идут из самого сердца… Среди недели людей вечером почти не бывает — десять-пятнадцать человек — и храм кажется совсем пустым. Мне, как священнику, от этого грустно — хочется, чтобы люди шли к Богу, — но, как такому же молящемуся, мне очень комфортно, когда в храме тихо и нет обычной для воскресного дня суеты. Можно спокойно и вдумчиво обратиться к Отцу, разложить накопившиеся за день мысли «по полочкам».

Сегодня как раз такой вечер. Выхожу на амвон, бросая взгляд на стоящих в храме прихожан — практически всех я хорошо знаю не только в лицо, но и по имени — и тут останавливается, цепляясь за фигуру девушки, которая стоит у иконы Спасителя и, почти обняв её, сотрясается в беззвучных рыданиях. На автомате произношу слова молитвы, положенные по уставу службы, в то время, как все мысли сосредоточены на плачущей. Что-то в ней «не так». Будто бы знакома мне, но не могу вспомнить, откуда её знаю. И нет, это не то чувство, когда видишь просто знакомое лицо — я их вижу постоянно, когда люди редко приходят в храм.

Захожу обратно в алтарь и меня вдруг осеняет: это же Ася — подруга Давида!

— Анатолий, сейчас кафизмы начнутся, скажи регенту, чтобы читали без сокращений, — шепчу нашему алтарнику — низенькому седовласому дедушке. — И позови, пожалуйста, Лидию к алтарю с улицы.

Лидия — наша старшая по храму. Помимо того, что женщина очень ответственная, она еще и деликатный человек. Всю жизнь проработала в школе учителем, Лидия отличается поставленным голосом и приятным тембром, именно поэтому я прошу её позвать ко мне девушку, которая плачет в храме.

Пока Ася не подошла, я думаю о причинах её слез… Анаит вчера написала в мессенджере, что Давид пришел в себя. Неужели сегодня опять ухудшения?

— Здравствуйте, — приветствует меня подошедшая девушка. По ней видно, что она старательно вытирала слёзы, чтобы привести себя в порядок, — на щеках красные полосы, а глаза воспалены.

— Здравствуй, Ася, — перехожу сразу на «ты». В больнице мы общались впервые, да и не было уверенности, что сможем встретиться снова, а в храме мне неудобно обращаться на «вы» — это отгораживает от человека, дистанцирует. Люди приходят за помощью, открывают душу, и дополнительный официоз в этом только мешает. — Я видел, что ты плакала в храме. Что-то случилось с Давидом?

— Нет. То есть да. Давид вчера очнулся!

— Да, я знаю. Но это же хорошо — слава Богу, что так случилось!

— Да, я тоже очень рада.

— Но почему же ты так горько плакала тогда?

Мы стоим с Асей очень близко. Мне видны все эмоции, сменяющиеся на её лице. В этот момент я почувствовал, что она очень нуждается в поддержке. Я легонько касаюсь её плеча, как обычно делаю это утешая, и тут девушку прорывает. Она снова начинает плакать. Уже не так горько, как это было несколько минут назад, поэтому сквозь слезы всё-таки получается разобрать фразу:

— Он прогнал меня… Не простил…

— Ася, не плачь, — девушка уже уткнулась в моё плечо, а мне ничего не осталось, как обнять и гладить успокаивающе по голове. — Я не верю, что Давид мог кого-то не простить. Я не знаю человека, который был бы настолько добрым и понимающим, как он.

— Но он сказал, что не хочет меня видеть… Сказал, чтоб не приходила больше.

— А ты чего хочешь? — этот вопрос я всегда задаю с глубоким смыслом. Люди почти всегда теряются с ответом — всё потому что сами себе этот вопрос задают редко, а еще реже — дают честный ответ на него.

— Я… хочу… — Ася вот тоже растерялась. — Я хочу, чтобы он жил! — небольшая заминка всё же сменяется довольно твердым ответом. Но я не собираюсь отступать. Молча продолжаю смотреть ей в глаза. — Я люблю его, — вдруг звучит такое неожиданное и очень трепетное признание. будто она впервые произнесла вслух эти слова.

— Ну вот. Видишь: всё же хорошо. Ты его любишь — это прекрасно. Хочешь, чтобы он жил — и он идёт на поправку. Разве всё не так, как ты просила?

— Да, я молилась, чтобы Бог дал Давиду жить, чтобы он очнулся… Но он очнувшись прогнал меня, сказал, что у него есть невеста… Получается, я не о том просила, да?

— Подожди-подожди, — останавливаю поток мыслей, прорвавшийся наружу. — Что значит «не о том просила»? По-твоему Бог — машина что ли какая-то? Попросил, свечку поставил — получи-распишись? Нет, моя дорогая, Бог — живой. Он Сердцеведец! По большому счету, Ему и молитвы-то наши не нужны. Он с сердцем говорит.

Ася стоит задумавшись, внимая каждому слову — похоже, что я сейчас делаю для неё огромное открытие.

— Вот представь: приходишь ты к маме с разбитой коленкой и плачешь. Нужно тебе ей сказать, что у тебя болит колено, что ты бежала, а на тебя налетел мальчишка на велосипеде, и ты упала, а потом долго-долго бежала домой. Ты ведь просто плачешь, а мама и без слов тебя понимает: утешает, промывает рану, мажет зеленкой, верно? Вот так же и Господь. Он видит твою боль, знает твои желания и твои потребности, нужно только довериться Ему, если хочешь получить утешение и помощь.

— Но… почему же тогда так больно?

— Но ведь и зеленкой в открытую ранку больно? А как иначе вылечить? Я тебе больше скажу: мама ведь иногда и запрещала тебе что-то? Например, увидев, что во дворе сомнительная компания, могла сказать, чтобы ты вместо прогулки поиграла в куклы? Так вот Господь видит дальше, чем твоя мама. Он знает прошлое и будущее, что может случиться с нами, и, как любящий Отец, тоже предостерегает от неприятностей. С нами происходят какие-то обстоятельства, нарушающие наши планы, мы обижаемся, что всё идет наперекосяк. А на самом деле всё идёт по замыслу Божию. Не так, как мы хотим, а как для нас будет лучше.

— То есть его невеста… Ему так будет лучше? Или мне?

— Я не знаю, — улыбаюсь, разводя руками. Вижу, что девушка