занялась им, – заметила Кэтрин. – Честно говоря, он мог бы стать самой уютной частью вашего дома.

С помощью Бреге и слуги она сняла ряд довольно посредственных гравюр, висевших на капитальной стене и на их месте натянула гобелен, прекрасное панно с изображением охоты. Внизу она поместила итальянский банкетный стол, который прежде был кое-как втиснут в подсобное помещение при кухне. На него она поставила два высоких гипсовых подсвечника, взятых из перегруженной гостиной, а между ними положила квадратный серебряный поднос с чеканкой.

Преображение было впечатляющим. Холл мгновенно приобрел величие и свой стиль. Даже Бреге одобрительно кивнул. Что касается маленькой хозяйки дома, то она заверещала от возбуждения.

– Не убирайте их! – восклицала она. – Ни на дюйм не двигайте. У меня все будет именно так. Только так!

– На самом деле вам нужно длинное зеркало на противоположной стене, – предложила Кэтрин, – с узкой рамкой и скосом. У нас есть действительно прекрасная вещь времен Георга Первого, она сюда идеально подошла бы.

– Да-да, – выдохнула миссис Ван Берен, – завтра я к вам заеду и посмотрю.

На обратном пути Бреге повернулся к Кэтрин с уважительным смешком:

– Я был прав, мисс Лоример? Переломный момент, да? Разве я не чувствую этого своими старыми костями?

Переломный момент! Значило ли это хоть что-нибудь сейчас для Кэтрин? Под благовидным предлогом она попросила Бреге высадить ее на Пятьдесят седьмой улице и пешком направилась к своему отелю. Как сквозь туман она вспомнила, что сегодня прибывает Аптон и что она должна встретить его. Но она не знала, в котором часу пришвартуется «Европа».

Когда она добралась до отеля, ее первой мыслью было, что Чарли уже приехал, потому что на ее столе лежал длинная коробка из цветочного магазина. Но, открыв ее, Кэтрин поняла, что ошибалась. Внутри, ослепляя красотой, сверкал огромный букет изысканных белых гвоздик, каждая из которых была совершенной в своем девственном благоухании. Цветы были от Мэддена. Боль вспыхнула в сердце Кэтрин, подобно языку пламени. С полузакрытыми глазами она прижалась щекой к нежной плоти цветов. Их прелесть была невыносима. Для Кэтрин в них была вся печаль утраченного счастья. Она долго оставалась неподвижной. Затем, открыв глаза, неожиданно увидела себя в зеркале, висевшем на противоположной стене. И была поражена представшей перед ней картиной. Это было похоже на воспоминание о прошлом, о миниатюре, которая так много значила в ее жизни. Она вздохнула. «Дама с букетом гвоздик», – с грустью подумала Кэтрин. Отныне такова была ее роль.

К цветам не прилагалось ни открытки, ни послания. Она знала, что Мэдден позвонит. И действительно, почти сразу же раздался телефонный звонок – голос Мэддена был тихим и бесцветным.

– Я хотел бы увидеть вас, Кэтрин, – сказал он. – Если это возможно, я хотел бы видеть вас немедленно.

Кэтрин быстро оценила ситуацию. За последние несколько часов она только укрепилась в своем решении. И все же она знала, что в принципе может согласиться на встречу с ним еще раз, хотя бы для того, чтобы поставить окончательную точку в их отношениях. Время слабости прошло. Теперь ей ничего не оставалось, как только быть практичной и сильной. Тем не менее на обед с ним она не пойдет. Но, прикидывая в уме место встречи, она с почти меланхоличным юмором выбрала музей «Метрополитен». Там, по крайней мере, было удобно, а огромные галереи музея, несомненно, снизят накал страстей.

Без четверти два Кэтрин отправилась в «Метрополитен». Она добралась туда чуть раньше времени, но Мэдден уже ждал ее, расхаживая взад и вперед возле турникетов по огромному вестибюлю. Он молча взял ее за руку. Но если она ожидала, что их беседа состоится в этом продуваемом сквозняками зале с высоким потолком, под хмурыми и величественными статуями, то ошиблась. Он повел ее в дальнее крыло, где, как оказалось, в это время демонстрировалась выставка ранней американской мебели – оригинальные образцы. Окинув взглядом тихую галерею, он прошел в отделанное сосновыми панелями жилое помещение с побережья штата Мэн. Тут он повернулся лицом к Кэтрин. Она видела, что он страдает. Его вчерашняя горячность исчезла. Он выглядел измученным. И его голос был странно неуверенным.

– Кэтрин! Я должен был увидеть вас снова. У нас, похоже, не было вчера возможности обсудить ситуацию. Вы привыкли мгновенно принимать решения. Допускаю, что теперь вы думаете иначе. Послушайте, Кэтрин, мы не можем жить друг без друга. Просто видеть вас – это невероятное счастье. Я не спал всю ночь напролет. Есть только одно решение. Мы должны вместе уехать.

Она тут же поняла, что здесь и сейчас ей будет труднее, бесконечно труднее, чем она ожидала, и из самых глубин своего существа призвала всю силу духа, чтобы выстоять.

– Сбежать, – спросила она со слабым подобием своей прежней улыбки, – как дети? Я так не считаю, Крис. Для нас такое поздновато, вам не кажется?

– Мы должны что-то сделать, – невнятно произнес он. – Нельзя разрушать свои жизни.

С большим усилием она придала своему тону убежденность и непосредственность:

– Именно это и произошло бы, если бы мы уехали. Мы были бы абсолютно несчастны.

– Но почему, Кэтрин?

– Вы забыли о Нэнси.

– Я не забыл о ней. Но господи, это не одно и то же! Я для нее не так уж важен. – Он заговорил очень быстро: – Она принадлежит к другому поколению, более жесткому и эгоистичному. Конечно, вы видели это прошлым вечером, когда мы пришли. Наверняка вы видели это и в Вермонте. Все это видели, хотя и промолчали. Жизнь дается ей легче. Ей будет проще все забыть.

Кэтрин покачала головой:

– Она любит вас. Нет, Крис! Мы не можем нанести такой удар Нэнси. Мы не можем растоптать ее в дикой борьбе за собственное счастье. И дело не только в этом. Мы не можем нанести такой удар себе. Если мы другие, как вы говорите, если у нас чувства глубже, а вера сильнее, мы не можем этим поступиться. Разве вы не видите, Крис: единственное, что стоит сохранить, – это свою цельность? Она превыше всего.

– Нет, не превыше всего!

В порыве чувства он поймал ее руку и прижал к своей щеке.

– Не надо, Крис, не надо, – мгновенно отозвалась она.

Он отпустил ее и выпрямился, вцепившись в край дубового стола, его дыхание участилось, он отвернулся, как бы не позволяя себе смотреть в ее сторону.

– Зачем вы так? – сказала она будничным тоном. – От этого все становится еще более невозможным.

Он поднял на нее глаза – взгляд его был полон нежности. Но она снова собралась с духом, чтобы