Шрифт:
Закладка:
В городе переполох, туристический район Тамель закрыт. Ночью произошел сильный пожар, сгорело несколько зданий, в том числе мой любимый книжный магазин – Pilgrims Book House. Именно там я планировал купить немецкие журналы, нигде больше в Катманду их не продавали.
Рынок искусства сильно изменился здесь за последнее время: повсюду продаются всякие побрякушки и вещи кричащих цветов, а настоящий антиквариат по большей части сразу попадает в Гонконг. Ощущение, будто кто-то поменял полюса местами. То, что раньше везли на Запад, теперь отправляют на Восток. И туристы в основном прибывают теперь из Индонезии, Китая и Индии. Европейцы и японцы, в прошлом большие поклонники Непала, сейчас в меньшинстве. Замечаю лишь несколько чудаков в годах в одежде 70-х. Отголосок давно ушедшего времени. Нелепо в 2013 году разгуливать как хиппи. Времена ведь уже давно изменились.
В Покхаре тоже серо. Полет из Катманду над предгорьями Гималаев очень показателен: где раньше были тропинки, теперь везде дороги. В преддверии муссона горы во второй половине дня скрываются в облаках, их видно только ранним утром.
Дома в Покхаре стоят вроде бы отдельно, но все равно рядом друг с другом, что придает городу особый колорит. Обстановка тут деревенская, но благодаря дорогам чувствуется, что это все же город. И как бы ни был прекрасен пейзаж, раскинувшийся между озером и хребтом Аннапурны, оставаться мне здесь не хочется. Здешние предгорья почти не заселены, здесь сложилась особая, неповторимая культура. Сама Покхара состоит из придорожных деревенек и бесчисленных частных домов – один уродливее другого. Только туристические постройки у озера выглядят приветливо.
РАЙНХОЛЬД МЕССНЕР, ПОКХАРА
18 мая 2013
С самого утра горы скрыты за плотной стеной тумана. Погода хорошая, поэтому в дневное время летают самолеты и вертолеты, но гор по-прежнему не видно. Муссон еще не начался, однако облаков на Главном гималайском хребте все больше и больше.
Во второй половине дня гуляю по улицам вдоль озера. Здесь – так же, как и в Катманду, встречается много представителей старого поколения хиппи. Но есть и молодые парочки, которые явно приехали в поисках альтернативы рафинированной реальности трудовых отношений в странах, где развиты производство и потребление.
Мне не кажется, что столь часто критикуемое «поколение эгоистов» в этом отношении действительно хуже, чем прежние поколения на Западе. Молодежь потеряла веру в «благодетелей», которые постоянно предвещают закат цивилизации, а потому призывают к умеренности и сплоченности и при этом не придерживаются своих же правил. Возможно, практикующийся в Непале буддизм и есть ответ, с помощью его многие наши проблемы представляются разрешимыми – центральным для буддизма является отказ от потребления как залог душевного здоровья. Сейчас тут совсем немного туристов. В первую очередь заметно отсутствие европейцев. Магазины пустуют, многие рестораны закрыты.
Меня останавливает тибетка, она хочет рассмотреть бусину дзи у меня на шее. Настоящие камни – что бы это ни значило, – по ее словам, она видела редко. В 1959 году она бежала вместе с Далай-Ламой из Тибета и так и не вернулась туда. Отца, убитого китайцами, она не помнит. А мать привязала ее, малышку, к себе на спину и так несла неделями через весь Тибет. Из Лхасы в Шигадзе, а затем в Тингри и дальше на запад. В районе тогдашнего королевства Мустанг они перешли границу, прошли вдоль Кали-Гандаки и оказались в Покхаре. Здесь бежавшая девочка, за это время превратившаяся в шестидесятилетнюю женщину, живет по сей день.
РАЙНХОЛЬД МЕССНЕР, ЛО-МАНТАНГ, МУСТАНГ, НЕПАЛ
19 мая 2013
На границе между Тибетом и Мустангом натянута колючая проволока. Ограждение тянется от перевала Кора-Ла на много километров на запад и восток. Пограничные посты на китайской стороне расположены в ложбине, в нескольких километрах к северу от ограждения. Это просто абсурд – разделять колючей проволокой людей, принадлежащих к одной культуре и одной религии. В Пекине таким образом пытаются препятствовать побегам тибетцев, главным образом потому, что тибетцы могут рассказать за границей о притеснениях со стороны китайцев.
Раз в год, в разгар лета, на границе разрешается устроить большой рынок: жители Мустанга и тибетцы, проживающие в приграничных районах, встречаются на плато и обмениваются товарами, причем Китай может предложить гораздо больше, чем Непал. Это место размером с два футбольных поля с несколькими каменными оградами усеяно мусором и осколками стекла. Своеобразный символ дружбы между странами к северу и югу от Гималаев…
Недалеко от границы, в стенах глубоких ущелий, есть пещеры, которые когда-то населяли целые кланы. Эти жилища в несколько ярусов сделаны в виде лабиринта и соединены между собой как по горизонтали, так и по вертикали деревянными лестницами и проходами. Дыры в скале служили окнами. Было время, когда в этих пещерных домах жили более десяти тысяч человек, первые из них примерно 2500 лет назад. Когда в XV веке Мустанг был завоеван тибетцами, эти постройки уцелели, как и те, кто в них прятался.
В наши дни Мустанг выглядит, словно его разграбили: часть полей не пахана, многие предметы искусства исчезли, дороги в запустении. Молодежи нечем заняться. Вопрос лишь в том, когда этнические группы, живущие по соседству, займутся развитием туризма в Мустанге и смогут его поддерживать на должном уровне.
РАЙНХОЛЬД МЕССНЕР, ЛО-МАНТАНГ
20 мая 2013
Еще до восхода солнца крестьяне выводят лошадей на пастбище, затем коз. В шесть утра двое двенадцатилетних монахов дуют в морские раковины размером с их головы – сигнал к утренней пудже. Монахи постарше собираются сначала у колодца, чистят зубы, а затем выходят на мощенную камнем площадь перед гомпой. Мантры, читаемые в унисон, сопровождают вхождение в глубокую медитацию.
Ближе к полудню меня принимает король Мустанга. Он стар и очень любезен, но ничего не говорит. В 1971 году я видел его в Джомсоме еще в расцвете сил. Во главе отряда из пятидесяти всадников король проехал через городок. Чрезвычайно интересно было наблюдать, как они вдруг появились на своих маленьких тибетских пони, а потом так же внезапно исчезли.
Тогда король еще был полновластным владыкой и проживал в семисотлетнем дворце-крепости с сотней помещений за высокими стенами Ло-Мантанга. Так рассказывают в народе. Сегодня этот дворец уже никакая не крепость. Стены обветшали, ниши, в которых некогда стояли бронзовые скульптуры, пустуют, молитвенные барабаны сняты. Король по-прежнему остается королем, несмотря на то, что давно сложил свои полномочия. Решения, касающиеся Мустанга, принимаются теперь в Катманду. Половина средств, которые платят желающие посетить бывшее королевство, поступает в столицу, другая половина распределяется между основными мустангскими деревенскими общинами.
Когда-то короли жили в дзонге – крепости, расположенной
