— И один из моих любовников, — сокрушённо призналась в очевидном баронесса.

— Как он тебя узнал?

— Запах. У Азиза звериный нюх, доставшийся от первопредка.

— Что же ты молчишь, моя роза? — ходил иранец вокруг Агафьи и чуть ли не облизывался. Глаза его затмевала похоть, а ноздри хищно раздувались, улавливая одному ему известные запахи. — Ты пахнешь страхом и вожделением, моя дорогая, — мурлыкал шехзаде, — а ещё ты пахнешь им…очень странно пахнешь…

— Именно так и должна пахнуть любимая женщина, — отозвался я, смещаясь к Агафье, — исключительно своим мужчиной.

Гепардеви моргнул, прогоняя наваждение, и уставился на меня, будто впервые увидел. Рука его бесконечно медленно тянулась к ятагану, но он сдержался. Более чем уверен, сейчас со стороны мы были похожи на бешеных псов с ощерившимися пастями, готовых вступить в бой за течную суку.

— Агафья, если почувствуешь опасность, без раздумий используй перстень-портал в школу в Карелию, — предупредил я вампиршу, заметив, что та смотрит на шехзаде как кролик на удава. — Агата! — гаркнул я мысленно, приводя в чувство девушку.

Та отмерла и отвела взгляд в землю. Даже мне было заметно, что её тело била крупная дрожь.

— Не говорите того, чего не знаете! — наконец, отреагировал на мои слова Гепардеви, — вы отрезаны от мира запахов и не имеете ни малейшего представления об их разнообразии. — Принц Ирана и Аравии подошёл ко мне вплотную и втянул воздух, практически касаясь моей шеи. — Вы пахнете болотом, полуночным костром, спелым виноградом, нагретым под лучами полуденного солнца, и… он запнулся, с удивлением уставившись мне в глаза, —… и реками крови.

Я полностью повторил его движения, демонстративно вдыхая запах принца. Комарихи ещё раньше принесли мне каплю его крови, поэтому теперь пришла пора удивляться Абдул-Азизу:

— Ты же пахнешь кровью, смывшей горечь разочарования от предательства вассала, торопливо удовлетворённой похотью в объятиях рабыни-гречанки и, наконец, предвкушением старой мести и нового приобретения.

С каждым сказанным словом зрачки Гепардеви расширялись и сейчас почти скрыли радужку. Он даже пропустил переход на «ты» с моей стороны.

— Кто ты? — теперь внимание Абдул-Азиза уже полностью было сосредоточено на мне.

Ещё бы, не каждый день ему попадались люди, способные столь точно описать тончайшие запахи, исходящие от него. На самом деле, получасового среза памяти мне хватило, чтобы восстановить картину дня шехзаде.

Тот прибыл на рассвете, намереваясь посмотреть, кому достанется ненавистный жеребец, не поддавшийся руке и плети Азиза. Кроме того, принц планировал участвовать в аукционе на Полозову. Ту даже ему показали сегодня, практически перед нашим приездом.

В этой части воспоминаний я особо удивился. Девушка пятнадцати лет не выглядела сколько-нибудь испуганной или опечаленной собственной судьбой. Она дерзила своим тюремщикам, а будущему владельцу вообще по-хулигански показала язык и пожелала научиться добиваться внимания женщин, а не покупать за деньги, как распоследний урод. За свои слова она тут же поплатилась, получив увесистую пощёчину. Гепардеви схватил девушку за толстую смоляную косу и пообещал навсегда укоротить нахалке язык, на что мелкая суицидница расхохоталась безумным смехом и ещё больше разъярила иранца, заявив ему в лицо:

— Даже укорачивание меня на голову не меняет сути, вся любовь в твоей жизни была продажной. И даже меня ты хочешь купить как племенную кобылу, ведь так?

Своим темпераментом она мне очень напомнила Тильду в юности. Та тоже была несдержанная на язык и бастовала против любых правил, требований и обязательств. Интересно, все женщины, имеющие вторую животную ипостась, такие дерзкие или только эти две? В любом случае радовало, что Полозова жива, здорова и находится где-то рядом.

Воспоминание о девушке сменилось покатившейся отсечённой головой кого-то из старейшин рода Мареновых, судя по цвету одежд обезглавленного тела, а далее последовали стоны обнажённой рабыни-гречанки, измазанной в оливковом масле.

— Кто я? Ты же вдыхал запах моей жизни, разложив его по нотам, — увильнул я от ответа, перенимая восточную велеречивость и образность, — я тот, кто хотел купить твоего жеребца, но получит его бесплатно. Тот, кому Мареновы и Маковы должны за спасение их гостей в базар-дворце, и, наконец, тот, кто убьёт тебя, если ты ещё хотя бы раз испугаешь или расстроишь мою женщину.

Мы мерялись взглядами, а я параллельно сплетал объёмное проклятие для принца Ирана и Аравии, завязанное на эмоции Агафьи. Моё предупреждение не было шуткой или пустой угрозой. Жизнь и здоровье Абдул-Азиза отныне могут серьёзно измениться, если принц посмеет причинить вред вампирше.

Я был спокоен и сосредоточен, круг за кругом выстраивая ментальные скрепы и связки между баронессой и её бывшим любовником. Проклятие активировалось той единственной капелькой крови принца, что ещё не успела раствориться во мне.

Не знаю, что иранец рассмотрел в моём взгляде, но он отступил на шаг назад и произнёс:

— На тебе нет запаха страха и лжи, — Гепардеви задумчиво взирал на необычного собеседника, которого ранее просто не принял всерьёз из-за нахлынувших любовных воспоминаний. Однако женщин в мире много, а достойных соперников и потенциальных соратников прискорбно мало. Таких следует узнавать получше. Убить его Азиз всегда успеет. — Красивая и умная женщина не повод для вражды, а показатель хорошего вкуса мужчины. Если наши вкусы схожи в этом вопросе, возможно, мы будем интересны друг другу и в других.

Потеряв всякий интерес к Агафье, принц Ирана и Аравии пригласил нас в дом скоротать время за неспешной беседой, пока нас не посетит князь Маков. Графа Моренова, по словам Абдул-Азиза, одолела дикая мигрень, из-за чего он не сможет присутствовать на беседе.

Да уж, видел я эту «мигрень», которую Гепардеви вылечил радикально один раз и на всю оставшуюся жизнь. Усекновением головы. Видимо, мои мысли быль столь громкими, что Агафья мрачно откликнулась:

— Ты ещё его вариант лечения геморроя не видел. Гарантирую, не понравится!

— Не будь злюкой, — поддел я вампиршу, впавшую в чёрную меланхолию, — подумаешь, встретились бывший любовник и несостоявшийся! Отойди в сторонку и любуйся, как мужики за тебя биться насмерть будут!

— Да ну тебя, шутник! Ты просто не осознаёшь размер и опасность тараканов в голове у этого человека, — прозвучало это как предельно серьёзное предостережение.

— Каким бы он ни был в прошлом, теперь тебе не стоит его бояться, — я коротко разъяснил суть проклятия вампирше, введя её в курс дела. Мне показалось, что после этой информации Агафья даже расслабилась и повеселела, вернувшись к своей изначальной роли. Перемена была столь разительна, что мы с принцем опешили, стоило вампирше попрощаться и помахать нам ручкой:

— Ладно, мальчики, вы тут пока о своём поболтайте, а я на женскую половину дома прогуляюсь! Где-то здесь должен быть шикарный хамам.

После этих слов Агафья упорхнула, как будто и не было сцены растерянности у входа в резиденцию. Я перевёл взгляд на принца и успел заметить на его лице смену весьма личных эмоций, вскоре скрытую за маской приветливого собеседника. Но всё же он не выдержал и криво улыбнулся лишь одним уголком рта, глядя вслед вампирше:

— Оказывается, я скучал по этой непредсказуемой манере поведения…

* * *

Кирана не верила до последнего, что Кром пойдёт против всех законов. Но отцовская любовь оказалась сильнее всего в этом человеке. Огненный шар летел всего долю секунды, но охотнице она показалась вечностью. Время как будто застыло киселем, показывая мелкие детали происходящего: вскинутые в ужасе к губам руки старой Нарвы, обречённый взгляд бывшего вождя, последний рывок Арвы, в прыжке пытающейся закрыть Кирану своим телом и голубую вспышку магии льда, которая поглотила огненный шар, но не смогла остановить.

Время резко ускорилось, возвращая ещё и звуки. Крик матери, упавшей на колени, смешался с воем Арвы. Ярв рычал, тщетно пытаясь отвести удар от охотницы своим льдом, но сильнее всего слышен был треск двух противоположных заклинаний, вступивших в реакцию. Кирана не успела даже моргнуть, как её отбросило назад ударной волной от взрыва.

Она открыла глаза сразу же, стоило и без того израненной спиной приложиться о слой слежавшегося снега. Открыла и закрыла, не поверив им. Снова открыла.

Рядом у постели сидела в полудрёме поседевшая заплаканная Нарва, разом постаревшая лет на двадцать. Они явно были дома, в углу потрескивали дрова в очаге, на стенах плясали неровные тени, а запах сушёных трав оседал дымом