не сумасшедшая, Суив. Что бы ни означало это слово. В прошлом она могла бы назвать себя сумасшедшей, но не теперь. И она никогда не была сумасшедшей. Она была в ужасе. Ее тело знало это. Ей потребовалось некоторое время, чтобы прийти в себя. Она горевала… она горевала. Мы все такие неуклюжие в своем горе. Она потеряла Момо. Она привыкла к тому, что Момо борется вместе с ней бок о бок. Она потеряла отца. Твоего дедушку. И она так боялась, что сделает то же, что и они. Она не хотела тебя потерять. В Албании… она поняла, что не хочет умирать. Она хотела вернуться домой, чтобы быть с тобой и твоим отцом. У нее был роман с тем другим парнем ради его защиты, из-за его доброты – если это была доброта. Это была защита. Вот что она сделала – стала с тем парнем одной командой. Нам нужны команды. Это оказался правильный инстинкт. Для выживания. Она боролась, боролась, боролась… чтобы остаться в живых. Чтобы вернуться к тебе. Вот и все… где нитроспрей, дорогая? Что ж, правда в том… ты знаешь, борьба может быть ради мира… борьба может быть незаметной… Вот такая вот правда, не правда ли!

Было еще кое-что, что я хотела сказать… а-а-а-а-а… да! Знаешь историю о Ромео и Джульетте? Ну, хотя бы в целом. Это трагедия. Знаешь трагедии Шекспира? Люди любят делить его пьесы на трагедии и комедии. Ну так вот, джиперс-криперс! Разве это не одно и то же? Итак, король Лир не может понять, что в жизни важно, и теряет рассудок… ну и кто его не терял? В этом и состоит комедия, не стоит обманываться. Такова жизнь! И жизнь не всегда имеет смысл. Мы люди! В некотором роде все это знают. Я хотела бы увидеть, как кто-нибудь… и это можешь быть ты! Я бы хотела, чтобы кто-нибудь взял все пьесы Шекспира и смешал их в одну… сделал бы одним целым все эти кусочки… немного „Короля Лира“ вперемешку с „Как вам это понравится“… что? Я знаю, милая. Я знаю. Это может стать интересным заданием, вот и все, что я хочу сказать. О, кто-то уже сделал такое на фестивале „Периферия“? Да что ты говоришь! Ну а я говорю, что это должно стать мейнстримом, а не периферией. Жизнь означает полный телесный контакт с абсурдом. Тем не менее мы можем быть счастливы. Даже бедный старый Сизиф смог это сообразить. И это о чем-то да говорит. Ты можешь сказать, что Бог – абсурдная концепция, но вера в Божью доброту… Я нахожу в этом радость. Я нахожу в этом вдохновение.

Oba! Я что-то заговариваюсь. Но я упомянула Ромео и Джульетту не просто так. Что это было… да! В моем городе… в моем родном городе, родном городе твоей мамы. Хо-о-о-о-о. И городе Момо, конечно же… там случилась похожая трагедия, на мой взгляд. Церковь… все эти мужчины, все эти Уиллиты Брауны… помешали нам… ну нет, это было нечто большее… они у нас что-то забрали. Они забрали это у нас. Они украли это у нас. Это была… наша трагедия! Нашу человечность. Нам это нужно. Нам нужна трагедия, которая есть потребность любить и потребность… не просто необходимость, императив, человеческий императив… испытывать радость. Находить радость и создавать радость. Всю ночь напролет. Всю ночь борьбы.

Церковь в нашем городе… эти Уиллиты Брауны. Такие самодовольные. Такие уверенные. Они стали причиной массовой трагедии. Они были бандитами. Они вползли… прокрались и ходили на цыпочках в темноте…[28] мы не могли увидеть, что они там делали, но мы почувствовали это… мы это почувствовали… все эти Уиллиты Брауны, они обокрали нас. Они украли наши души… они называли свои делишки спасением душ, даже когда уничтожали их… они подменили нашу любовь, нашу радость, наши эмоции, наши трагедии… ярость! Печаль! Неистовство! Похоть! Желание! Извини… Я смущаю тебя, Суив? Они все это выжгли! Но послушай… Наша любовь… наше сопротивление! Наше безумие… ну конечно, мы сходим с ума! Мы же теряем себя. Мы – люди. А они забрали все это и заменили на зло и вину. О. Боже. Мой. Чувство вины! Джиперс-криперс! Ах, но мы убьем их лицемерие своими шутками. Дай пять! Они забрали все, что нам было необходимо, чтобы ориентироваться в этом мире. Они украли все прекрасное… прямо у нас из-под носа… прокрались, как воры… заменили нашу терпимость на осуждение, наше желание на стыд, наши чувства на грех, нашу дикую радость на дисциплину, нашу свободу на послушание, наше воображение на правила, каждый акт радостного бунта на сокрушительную ненависть, наши импульсы на ненависть к себе, наше сочувствие на ханжество, угрозы, жестокость, наше любопытство на изоляцию, сознательное невежество, инфантилизм, наказание! Наши костры с пеплом, нашу любовь, нашу любовь – на страх и трепет… нашу… хо-о-о-о-о-о-о-о. Хо-о-о-о-о-о-о-о… ты нашла нитроспрей, дорогая?

Они забрали нашу жизненную силу. И поэтому мы боремся, чтобы вернуть ее… мы боремся, и боремся, и боремся… мы боремся за любовь… мы боремся за любовь к себе… мы боремся за доступ к нашим чувствам… за доступ к нашим огонькам… мы боремся за доступ к Богу… они украли у нас Бога! Мы боремся за свою жизнь… некоторые из нас проигрывают бой… о, такое может поставить женщину на колени. Может. Подумать только! Подумать только, Уиллит Браун приходил к нам домой. Подумать только, он приходил в наш дом, чтобы мы выслушали, как он рассказывает нам, что дедушка и Момо теперь изгнанники, что они не смогут войти в райские врата. Подумать только, Суив! В жизни не так много потерь, которые могут поставить человека на колени… помилуй наши души. Дедушку и Момо тоже… они оба встали на колени на железнодорожных путях… А все эти Уиллиты Брауны, эти падальщики, эти воры, эти еретики, меньше всего они думали о Боге… Дедушка и Момо были ближе к Богу, чем все они… Они преклонили колени… они коснулись смерти! В конце концов. Молились ли они?

Хо-о-о-о-о-о-о-о-о-о. Ох. Прости. Человеку свойственно злиться. „Мой язык скажет гнев моего сердца, иначе мое сердце, скрывающее его, разорвется“ – „Укрощение строптивой“. Ты…

Суив… ты не спишь? Суив… ты не спишь? Ах! Ага! Подловила меня! Ха! Я думала, ты и правда уснула. Думала, может, мне придется рассказывать это заново! Мамма миа! Упс… О, гляди-ка! Гляди-ка. Мы движемся!»

Я перестала ее записывать. Я глубоко вдохнула и выдохнула, как это