Шрифт:
Закладка:
Ещё одним важным направлением нейтрализации-минимизации анархистского влияния на рабочие массы за рубежом, а также уменьшения числа нападок на Советскую Россию со стороны анархистов зарубежных стран стала пропагандистская деятельность так называемых анархо-большевиков (по терминологии П. Аршинова, который и сам позже оказался в этих рядах, разочаровавшись в анархистской тактике и заскучав, видимо, по железной дисциплине). «Поражение русской революции, в её основных первоначальных замыслах, означает в то же время и поражение анархизма в России. Правда, поражение это чисто физическое» – писал Пётр Аршинов в своей статье «Анархо-большевизм и его роль в русской революции». Начало ренегатству в рядах анархистов было положено ещё в годы разгрома царизмом первой русской революции 1905–1907 гг., а позже, после Октября 1917-го, «Ленин, стремившийся приспособить весь анархизм в его теории и практике на служение большевизму, без малейшего затруднения завладел этой, катившейся по наклонной плоскости, группой. <…> Таким образом, анархо-большевизм есть продукт ренегатского сдвига среди части анархистов и демагогии Ленина». От имени анархизма анархо-большевики стали пропагандировать большевизм, «защищая все практические мероприятия его, черня и осуждая всякую тень оппозиции ему». Этим анархо-большевизм внес «сумятицу в широкую революционную массу, симпатизировавшую анархизму»[227]. Скорее всего Аршинов здесь сгущает краски – вряд ли можно было простой агитацией сбить с толку истинных сторонников анархистских теорий и полностью затушить анархистское движение, хотя, конечно, давление со стороны большевистской власти, приводившего в доказательство быстрое и последовательное развитие молодого советского государства, было весьма основательное. Достаточно вспомнить судьбу самого Петра Аршинова.
В документах Политбюро ЦК РКП(б) 1922 г. встречаем поддержанное им предложение ИККИ «О посылке делегации анархистами за границу». В приложении к протоколу – записка генерального секретаря Исполкома Коминтерна О. В. Куусинена секретарю ЦК В. М. Молотову с ходатайством («если ЦК РКП не имеет против этого возражения и согласен нести расходы») разрешить обратившемуся в Президиум Исполкома Свободному объединению анархистов послать своих делегатов в Германию, Италию и Францию, «чтобы там анархистам разъяснить положение в России таким образом, чтобы те прекратили нападки на Советскую Россию и чтобы здесь взаимоотношения между анархистами и советским правительством были облегчены». К записке была приложена выписка из протокола заседания Президиума Исполкома Коминтерна № 43 от 16 марта 1922 г., на котором с данным вопросом был заслушан А. Д. Барон (Факторович), представитель вышеуказанного объединения. Президиум против этой поездки не имел возражений, но вопрос «о своей поездке он должен согласовать с Секретариатом и с тов. Лозовским»[228]. Арон Давидович Барон ещё в 1920-м был «набатовцем», председателем махновского РВС, затем резко «перековался». А. Лозовский (Соломон Абрамович Дридзо) с 1921-го состоял в должности генерального секретаря Профинтерна.
Фото 24. Делегаты II Конгресса Коммунистического Интернационала. Первый ряд слева направо: Джасинто Серрати (Италия), Лев Троцкий, Пауль Леви (Германия), Григорий Зиновьев, Михаил Калинин, Карл Радек. Москва, 1920.
С конца 1920-х, и, особенно, в 1930-е гг. противостояние коммунистов Коминтерна, с одной стороны, и анархистов и анархо-синдикалистов, с другой, в международном рабочем движении достигло высокого накала. В документах Коминтерна всё чаще встречаются постепенно приобретающие форму штампа или заклинания резко негативные высказывания в адрес этих своих оппонентов. На состоявшемся в мае 1927 г. 8-м пленуме Исполкома Коминтерна в тезисах, посвящённых задачам Коммунистического Интернационала в борьбе против войны и военной опасности позиция анархистских и синдикалистских лидеров названа «предательской и откровенно-контрреволюционной», поскольку они «под видом борьбы против "диктатуры" пролетарских вождей, против экономической и политической централизации» в СССР осуществляют «классовое сотрудничество вместе с буржуазией в деле подготовки нападения на первое в мире рабочее государство, окруженное со всех сторон империалистскими врагами». И чуть позже в другом документе говорится, что международный анархо-синдикализм «самыми грязными средствами на стороне наихудших белогвардейцев борется против Коммунистического Интернационала и Советского Союза»[229]. Все эти высказывания с оттенком настойчивой маниакальности прямо противоречат объявленной Коминтерном политике объединения сил рабочего класса мира в борьбе с мировым капиталом.
В середине 1930-х гг. накануне VII всемирного конгресса, когда реальностью стала фашистская опасность в Испании и актуальным было объединение левых сил, в риторике Коминтерна продолжал использоваться жупел «предательства», «подлой измены» со стороны анархистов идей организации народного государства под знаменем диктатуры пролетариата. Также трудно было коммунистам смириться с отказом анархистов от парламентской деятельности в пользу борьбы за удовлетворение экономических требований трудящихся. Испанские анархисты тоже не оставались в стороне в этом идеологическом споре, назвав коммунистов в одной из своих статей «Коммунистические хитрости» «демагогической буржуазной разновидностью, и что «нет разницы между пролетарской диктатурой и диктатурой Гитлера», а в завершении объявив: «Единый фронт с коммунистами равносилен союзу со всей антипролетарской реакцией»[230].
Таким образом, взаимоотношение Коминтерна с анархизмом (анархистскими теориями и движениями) на всём протяжении существования первого было в большей степени