«Удачным решением этого дела мы обязаны русским, а не американцам. Коммодор Перри, по передаче письма президента в Ураге, счел за лучшее дать для ответа шестимесячный срок, адмирал же Путятин отправился прямо в Нагасаки, как будто ему назначили этот город для переговоров, и достиг своей цели».

Выполнив свою главную миссию, эскадра отправилась к островам Рюкю, побывала в порту Напа на острове Окинава, и 9 февраля адмирал направил фрегат в Манилу, не зная того, что именно в этот день Англия и Франция разорвали дипломатические отношения с Россией.

Манила была выбрана Путятиным как нейтральный порт, где можно было отремонтировать суда, запастись продуктами и как следует подготовиться к последнему переходу — домой.

Именно здесь, в Маниле, адмирал узнал об объявленной России Францией и Англией войне. Путятин пригласил к себе в каюту Посьета, Гончарова и Унковского, взял с них обещание хранить тайну и объявил следующее:

— Господа! Я узнал, что англичане зорко следят за «Палладой» и готовы напасть на нее превосходящими силами. Адмирал Прайс собрал в Чили, в Вальпараисо, целую эскадру для нападения на нас. Фрегат стар, истрепан бурями и мало годится для боя с винтовыми кораблями противника. Но мы не можем уклониться от боя: мы — единственная защита наших восточных пределов. Да и недалеко уйдешь на парусах от винта. Я принял решение принять бой, сцепиться во время оного с кораблями неприятеля и взорваться. Повторяю: иного выхода нет! Ваше мнение, господа?

Посьет и Гончаров единодушно поддержали Путятина.

Гончаров записал в своем дневнике:

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

«Если приеду, привезу путевые записки… Если утону, то и следы утонут со мной… Не знаю, даст ли мне бог этот праздник в жизни: сесть среди друзей с толстой тетрадью и показать в пестрой панораме все, что происходит теперь передо мной. А хотелось бы…»

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Однако от встречи с английскими кораблями пришлось отказаться— из Петербурга поступило указание: спрятать «Палладу» в устье Амура.

Больше двух месяцев бился Унковский над выполнением этого приказа. Фарватер Амура не был достаточно глубок для массивного фрегата. Песчаные мели и подводные камни перегораживали путь. Отчаявшись, Унковский повернул судно обратно, ввел его в Императорскую (сейчас Советскую) гавань и поставил на якоря в укромную Константиновскую бухту.

С двух сторон к бухте подступали сопки, хорошо защищавшие корабль от ветров и от посторонних глаз. В спокойной воде можно было отстояться долгую зиму и подремонтировать судно.

На следующий день в бухту вошла «Диана» — новенькая, блестящая свежей краской, выглядевшая щеголихой рядом с «Палладой». Скоро в гавани собралась большая эскадра. Подошли «Восток», «Меншиков», «Двина», «Иртыш» и «Николай». Команды кораблей начали сгружать на берег пушки, боеприпасы, амуницию. Прибывшие вместе с моряками солдаты начали возводить на берегу укрепления. Со дня на день ожидали появления в Татарском проливе англо-французской эскадры. Успокаивало только то, что Императорская гавань была еще неизвестна противнику, — совсем недавно ее открыл исследователь Дальнего Востока Геннадий Иванович Невельской…

Здесь, в Константиновской бухте, сошел на берег Иван Александрович Гончаров. Он увозил с собою несколько кофров памятных вещиц из дальних стран и потрепанный, изъеденный морской солью баул, доверху набитый путевыми заметками. Через год эти заметки превратились в чудесную книгу о плавании фрегата «Паллада» — книгу, которой до сих пор зачитываются любители путешествий и голубых дорог.

Оставляя уютную каюту свою, Иван Александрович в последний раз присел к столу и записал в дневнике:

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

«…Путешествие идет к концу: чувствую потребность от дальнего плавания полечиться — берегом. Еще несколько времени, неделя, другая — и я ступлю на отечественный берег. Туда! Туда!.. Мне лежит путь через Сибирь, путь широкий, безопасный, удобный, но долгий, долгий! И притом Сибирь гостеприимна, Сибирь замечательна: можно ли проехать ее на курьерских, зажмуря глаза и уши?..

Странно, однако ж, устроен человек: хочется на берег, а жаль покидать фрегат! Но если бы вы знали, что это за изящное, за благородное судно, что за люди на нем, так не удивились бы, что скрепя сердце покидаю «Палладу»!»

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

В год, когда увидела свет книга Ивана Александровича, кончил свои дни красавец фрегат.

Англо-французская эскадра добралась-таки до Татарского пролива. Неприятель тщетно искал русские суда. Но он не открыл даже Императорской гавани, в которой спокойно стоял блокшиф[11] фрегата.

Через год туда был прислан корвет «Оливуц». Он должен был отвести «Палладу» в более надежное место, в лиман мыса Лазарева.

Один из офицеров «Оливуца» так записал увиденное:

«При входе на шлюпке в Константиновскую гавань нам открылось небольшое селение из нескольких избушек. По обеим сторонам их виднелись батареи пушек, помещенные на берегу, густо поросшем лесом. Между батареями стояла ошвартованная «Паллада». Тени не осталось от того, чем он был год назад. Лишь одно название сохранилось неприкосновенным. Теперь, без балласта, это был какой-то короб с тремя мачтами. Если всматриваться, то еще можно было заметить следы красоты, как иногда сквозь старческие черты можно уловить память былого… В трюме воды было под самую жилую палубу».

25 ноября 1855 года начальник Константиновского оборонительного поста подпоручик Кузнецов сообщил Невельскому, что Императорская гавань покрылась льдом, что неприятель так и не показался, что вся оставшаяся на борту фрегата команда здорова и что провианта имеется на десять месяцев. Почти одновременно с письмом Кузнецова к Невельскому прибыл мичман Разградский, которого начальник Амурского края контр-адмирал Завойко командировал в Императорскую гавань с тем, чтобы затопить там «Палладу», а береговую команду вместе с Кузнецовым возвратить в Николаевское.

Невельской сразу же написал Завойко ответное донесение, в котором утверждал, что «…в уничтожении фрегата «Паллада» не предстоит ныне ни малейшей крайности, потому что до вскрытия Императорской гавани, до мая месяца 1856 года может последовать перемирие и даже мир, а поэтому нужно подтвердить Кузнецову, в случае если мира не последует и неприятель войдет с целью завладеть фрегатом, действовать в точности согласно данным ему инструкциям, то есть взорвать фрегат, а самому с людьми отступить в лес по направлению к Хунгари. Подобное действие будет иметь гораздо большее влияние на неприятеля в нашу пользу, чем затопление безо всякой крайности фрегата, который может быть выведен из гавани, в случае наступления мира с весной 1856 года…»

Завойко ответил Невельскому, что он не может принять этот план. В Петербурге требуют потопить фрегат, а поэтому он приказывает Разградскому немедленно отправиться в Императорскую гавань и затопить там судно.

17 января 1856 года мичман Разградский