— Охранников не бить, только наручники надеть. Охранники же свою работу выполняют, а мы свою. И все стараются хорошо работать.

Он прошел до нужных ему ворот, жестом показал бойцам свои руки, и ближайшие тут же подставили свои. Бармалеев поставил на руки бойцов ногу, оперся о плечи парней, и они тут же подбросили его. Это действие было давно и качественно отработано на многочисленных занятиях на «полосе разведчика»[17]. Так Бармалеев оказался на воротах. За его спиной кто-то пыхтел. Он обернулся и увидел Кренделя, который полез за ним следом.

Подполковник спрыгнул за ворота и увидел, как из своей будки выскочил охранник и бросился в его сторону со словами:

— Я же сказал уже, что дома никого нет…

Из этих слов стало понятно, что охранник узнал подполковника. Но он, к своему несчастью, не был знаком со старшим сержантом Кренделем, который из неудобного положения все же попытался нанести свой знаменитый удар. Хотя наверняка слышал предупреждение Бармалеева относительно охраны, которая выполняет свою работу. Но на сей раз удар пришелся в нос сбоку, естественно, свернул и сломал его, вызвав обильное кровотечение. А сам Бармалеев воспользовался замешательством охранника и сдвинул запор на калитке. Второе отделение взвода саперов ринулось во двор. Одновременно четыре ствола уперлись охраннику в грудь и в живот, и тот только тогда понял, что с ним не шутят. Охранник вытащил из кармана чистый белый платок и смачно, с кровью, высморкался в него.

— Как я теперь на глаза дочери покажусь… — чуть не плакал он. — Она же испугается.

— Жену попроси, чтобы увела дочь… — посоветовал подполковник.

— Нет жены. Умерла. Я — отец-одиночка…

Подполковник Бармалеев растерялся. Он не был обучен войне против отцов-одиночек.

— Как отсюда в соседний двор попасть? — не растерялся старший сержант Крендель, которого мало волновал кривой нос охранника.

— Только через забор. Лестницы там, — он махнул рукой, — в бассейне.

Солдаты быстро принесли три алюминиевые лестницы и тут же полезли через забор на соседний участок. В это время на мобильный телефон Бармалееву позвонили. На дисплее высветился номер телефона полковника Скорокосова.

— Не вовремя вы, товарищ полковник. У нас идет штурм двора Екатерины Сергеевны и дома полковника Прогорючего.

— Я только сообщение передам. Щелоков встретил Курносенко, вместе они идут к парковке, где их ждет машина. В машине вооруженный водитель. Будь готов встретить. Машина снабжена спецсигналом. Водитель-охранник с автоматом…

— Спасибо. Я готов.

— У меня все, — сообщил Скорокосов.

— Извините, товарищ полковник. В доме Прогорючего что-то случилось… Оттуда крики… Я пошел. Постараюсь сообщить, когда выясню.

Бармалеев убрал телефон и глянул на охранника, который в стекло своей будки, как в зеркало, рассматривал свой сильно искривленный и распухший нос.

— Что мне с тобой делать прикажешь? — спросил он и наконец решился. Подергал рукой решетку на окне — та держалась крепко. После этого подполковник вытащил из чехла наручники, один из них надел на руку охраннику, второй зацепил за решетку.

— И долго мне так сидеть? — спросил охранник.

— Пока я или еще кто-то тебя не отцепит, — сказал Бармалеев. — Можешь даже поспать чуток. Если хозяйка приедет, калитка открыта.

И подполковник с чистым сердцем полез на лестницу. Забор в соседний двор хоть и был сложен из двух рядов силикатного кирпича, все же был на добрый метр ниже уличного забора. Общая высота была в пределах двух метров. Бармалеев, последним оказавшись наверху, легко с него спрыгнул на газон и побежал в просторный двор, окружающий трехэтажное здание с круглыми башенками по углам и по центру здания — туда, где еще виднелись спины бойцов саперного взвода.

Сам подполковник, отвлеченный охранником со сломанным носом, не давал команду третьему отделению идти на штурм. Но кто-то, видимо, эту команду дал или обстоятельства вынудили начать штурм. По крайней мере, трое охранников полковника Прогорючего стояли, прижавшись к стенке будки охранников спиной, и трое бойцов взвода охраняли их, наставив на мужчин автоматы. А остальные бойцы во главе со старшим лейтенантом Соловейчиковым побежали, видимо, в дом, куда устремились и бойцы второго отделения и сам комбат.

Памятуя, что машина Щелокова снабжена спецсигналом, следовательно, имела возможность быстро доехать, подполковник вызвал на связь командира первого отделения.

Тот отозвался скоро и вполне в духе Соловейчикова:

— Слушаю, командир.

— Значит, дело такое… Разденьте одного из охранников, кто похудее…

— Есть такой. Очкарик… По объему вдвое двум другим уступает.

— Выберите бойца, на котором форма охранника не будет мешком висеть, и отправьте его к шлагбауму. Пусть пропустит машину со спецсигналом и сразу мне сообщит. Остальные бойцы должны на время спрятаться.

— Ой! Ой! Ой! — внезапно запричитал командир отделения. — Стреляй. Стреляй. Нет, не надо. А-а… стреляй! По колесам стреляй!

В наушниках комбата прозвучали отголоски нескольких коротких очередей.

— Что там у тебя случилось? — спросил подполковник.

— Какая-то баба, пьяная, что ли, на «пятисотом» «мерине» шлагбаум протаранила и ушла. Боец стрелял по резине, а надо было по дискам. Они легкосплавные — пулю не выдержат, запросто рассыплются. И фары она себе побила. За ремонт машины теперь заплатит больше, чем я за всю службу заработал. А движок цел. Резину ей пробили. На дисках уехала. Не знаю уж, далеко ли укатит.

— Не стрелять. Это наша заложница, похоже, сбежала.

— Наша заложница? Мы взяли заложницу? — удивился командир отделения.

— Нет. Которую мы здесь выручаем. Машина к шлагбауму подъехала с повреждениями?

Бармалеев уже увидел наполовину разбитые ворота двора полковника Прогорючего. Видимо, охрана пыталась закрыть ворота перед «пятисотым», но тот протаранил их, как перед этим протаранил ворота гаража, а потом шлагбаум, и скрылся.

— Не знаю. Не рассмотрел. Она из-за угла выскочила. На скорости.

Что же здесь произошло, оставалось непонятным.

Подполковник поспешил в дом. Картина, которая перед ним предстала, была достойна удивления. Низкорослый полковник Прогорючий на четвереньках ползал по полу просторного холла и плакал крупными, как горошины, слезами. Объемный, дряблый живот его при этом вместе с расстегнутыми форменными брюками, съехавшими почти на колени, волочился по полу. Гремела пряжка брючного ремня.

— Неужели я никогда не смогу голову поднять! — причитал полковник в слезах. — Неужели мне больше голову не поднять!..

Солдаты саперного взвода стояли рядом, окружив полковника и наставив на него стволы автоматов. Но никто не проявлял сочувствия, никто не попытался его утешить.

Ситуацию полковнику попробовал объяснить командир саперного взвода старший лейтенант Соловейчиков.

— Полковник возжелал предложить Дарье Сергеевне интимную связь, для чего даже брюки пожелал снять, чтобы продемонстрировать ей свое мужское достоинство. И в качестве оплаты