«Разве с вами кто-то стал бы биться? Вы же император!»

«На поле боя за сердце девушки все равны. Статус роли не играет, когда дракон находится в истинной ипостаси. Играет роль сила». – Резко сменив тему, Его Величество, почтительно склонившись, произнёс: – «Приглашаю вас погостить в моём дворце, леди Лилиана».

«Ам-м-м-м», – задумалась я.

«Вы будете самой почётной гостьей!»

Дракон поиграл бровями и сделал несколько шагов ко мне, встав очень близко, что я невольно отпрянула.

«Можно я подумаю?»

«Ох, я опять веду себя очень настойчиво», – проговорил Его Величество, смутившись и отойдя назад. – «Хорошо, подумайте и завтра дайте ответ, я пришлю за ним».

«Хорошо», – ответила, легко выдохнув.

Вежливо попрощавшись с императором, я полетела домой. Точнее в дом Морентера. Пока что это мой дом на сегодня. А там посмотрим.

Подлетая к балкону Денвера, ещё издалека услышала монотонное хоровое пение женских голосов. Усевшись на перила, спрыгнула с них, забыв о своих больших габаритах. В итоге прыжок получился шумным. Пение сразу стихло. Я осторожно заглянула в открытые двери. Возле кровати мужчины полукругом стояли ведьмы и все смотрели на меня. Чудаковатая сразу заулыбалась и, светясь от счастья, начала махать рукой.

Седовласая строго проговорила, обращаясь ко мне:

– Ну заходи уже. Так и будешь там стоять?

Первым моим желанием было тут же улететь. Не хотелось выслушивать упрёки. Да, знаю, много наворотила, но оправдываться ни перед кем не собираюсь. Опять же, бежать тоже не выход. Эх, так и быть. Обратившись в человека, вошла в комнату. Чудаковатая с покрывалом в руках подбежала ко мне и помогла в него завернуться, после чего крепко обняла и отпускать, похоже, не собиралась.

– Грейс! – сделала ей замечание старшая.

Женщина отпустила меня и, обиженно насупившись, отошла в сторону.

– Ну и наделала ты нам работы, красная драконица. Со вчерашнего дня глаз не смыкали, – высказала мне седовласая. Тут же улыбнувшись, добавила: – Опять же, очень давно наши услуги таким спросом не пользовались. Так что хочу сказать спасибо.

Чудаковатая вновь подбежала ко мне с объятиями, быстро приговаривая:

– Спасибо, спасибо, спасибо…

– Грейс! Отстань от девочки! – опять упрекнула её старшая. Как только Грейс, снова обидевшись, оставила меня в покое, седовласая продолжила: – Раны драконам мы залечили, так что скоро они сами восстановятся, а вот о господине Морентере этого не можем сказать. И в этом твоя вина.

– Но ведь жизни его ничего не угрожает! – попыталась я оправдаться.

– В том-то и дело, что угроза жизни есть.

– Но Саймон говорил…

– Ему стало хуже, поэтому Саймон вызвал нас.

Я подошла ближе к Денверу. Мужчина и в самом деле выглядел плохо, хотя сегодня утром всё было иначе.

– Но почему? – едва слышно спросила вслух.

– Сила должна восстанавливаться, но он её стремительно теряет, – ответила ведьма. – Думаю, тут дело в душевной ране.

– Какая ещё душевная рана? Что за ерунду вы говорите?

– Ничего себе ерунда! Душевные раны куда опасней физических, а в совокупности это может закончииться смертью! – воскликнула одна из присутствующих ведьм, но под строгим взглядом старшей, тут же замолчала, скромно опустив глаза.

Седовласая продолжила:

– Душевная рана может быть вызвана чем угодно: будь то безответная любовь или чувство вины, а может и то и другое. Ничего не хочешь нам рассказать?

– Да откуда мне знать, что в его душе творится! – возмущённо ответила женщине.

– Может и не знаешь, но помочь обязана. Из-за тебя он дрался и получил увечья, а теперь ещё и погибает.

Как бы я внутренне не сопротивлялась, но ощущение вины всё же начала испытывать. Ещё раз взглянув на бледного Морентера, проговорила:

– Хорошо. Помогу, – склонившись над мужчиной, испытала неловкость от того, что на меня пристально смотрят несколько пар глаз. Грейс так и вовсе подошла очень близко и, присев, счастливо улыбаясь, ждала, когда это произойдет. Я поднялась и попросила: – Оставьте нас одних, пожалуйста, мне настроиться тяжело в вашем присутствии.

Главная ведьма взмахом руки дала всем знак, и одна за другой ведьмы стали уходить, только чудаковатая зачем-то задержалась. Копошась в балахоне, как в прошлый раз, достала деревянную погремушку и протянула мне.

– Грейс, опять ты за своё! – громко проговорила седовласая и, приобняв женщину за талию, повела в сторону двери.

Чудаковатая не желая уходить, принялась упираться.

– Это для малыша! – пищала она, продолжая тянуть ко мне игрушку.

– Она уже выросла! – пыталась вразумить её старшая, упорно толкая неугомонную к выходу.

– Это для малыша! – настаивала ненормальная и принялась брякать игрушкой, прося при этом: – Возьми! Ну возьми!

Видя такую ситуацию, я подошла к Грейс и приняла подарок. После чего она сразу успокоилась и позволила себя увести.

Главная ведьма, выходя последней, плотно закрыла дверь, за которой сразу начала отчитывать подопечную:

– Что опять на тебя нашло? Мне стыдно за тебя!

– Что я сделала? Я люблю маленьких, – оправдывалась чудаковатая.

Как только голоса стихли, я внимательно осмотрела погремушку, пытаясь понять, к чему это опять? Я и правда выросла. Или, может Грейс хотела сказать, что Денвер сейчас беспомощный, как малыш? Взглянув на Морентера меня опять захлестнуло чувство вины. Похоже я и правда переборщила. Да, он виноват, но и я веду себя не лучше. Положив игрушку на прикроватную тумбу, я снова склонилась над лицом мужчины и легко коснулась его губ своими, искренне желая помочь.

Буквально через пару секунд ощутила, как холодные ладони мужчины оказались на моей спине. Слегка отпрянув, увидела, что его глаза открыты, но взгляд блуждающий, значит, ещё не пришёл в себя. Я снова прикоснулась к его губам, чтобы уж точно очнулся. Его руки резко стали горячими и крепко прижали меня к мужскому телу, а его рот захватил мои губы в плен. Сколько бы я не пыталась высвободиться, недовольно мыча и отталкиваясь – тщетно. Более того, в мгновение ока я оказалась под Денвером, тут и вовсе не выбраться. Пыталась настроиться, чтобы отшвырнуть его, как в прошлый раз, но ничего не вышло. Наоборот, во мне как будто проснулось что-то первобытное, постыдное: сердце яростно забилось, отдаваясь эхом в висках, дыхание стало глубоким, как после