Шрифт:
Закладка:
И в каждом языке есть такой талисман. Например, в английском языке — «сэр» или «мэм» (для дам). В итальянском, испанском, португальском — «синьор», «синьора», «синьорита»…[24] В польском языке хорошо работает в смысле местного колорита манера обращаться к собеседнику в третьем лице. Например:
Ковальский. Пан не хотел бы пройти со мною до полиции?
Дышмак. К огорчению пана, не имею времени.
Ковальский. А если я бардзо попрошу пана?
Дышмак. Я буду принужден отказать пану.
Ковальский. Тогда я возьму пана за панский шиворот и потащу пана!
Дышмак. А не хочет ли пан схлопотать по морде?
Ковальский. Ну, ведь я тоже в силах наподдать ногою под панский зад!
Дышмак. Пусть пан только попробует! Тогда пан немедленно проедется по мостовой панской харей!
Играют в тексте таких пьес и сравнительно простые выражения. Например, французский язык богат междометиями: напишите, допустим, начало реплики в пьесе из французской жизни: «О-ля-ля, мадам Мишо!» — и дальше можете говорить что угодно — все равно будет очень французисто.
А «каррамба» дня испанцев? «Доннер веттер» дня немцев?.. И так далее…
Хорошо еще пользоваться местными названиями денег. Например:
Донья Гитана. Холодильник стоит двадцать крузейро, а у меня есть только пятнадцать крузейро и сорок сентаво.
Дон Померанце. Ну, сеньора, это он запрашивает. Берусь вам достать такой холодильник за восемнадцать крузейро.
Донья Гитана. Да, но где я добуду эти недостающие два крузейро шестьдесят сентаво?
Дон Померанце. Два крузейро я вам дам за ваше распятие из кипарисового дерева.
Донья Гитана. Набавьте хотя бы еще десять сентаво, дон Померанцо! Когда-то я заплатила за него целых четыре с половиной крузейро…
Думается, вопрос о зарубежной драматургии ясен и с этой стороны. Надо добавить только несколько слов насчет необходимости использовать в пьесах этого типа возможности показа буржуазного разложения. Разложение привлекает зрителей и крайне выгодно с изобразительной точки зрения: кабаре, шантаны, бары и прочие злачные места дают место для пряной музыки. Туалеты актрис в подобных случаях дозволяются самые пикантные. Недурно еще вводить сложные случаи супружеских измен, а также совращение если не совсем малолетних, то, по крайней мере, очень юных особ.
Для исполнения пикантных женских ролей в зарубежных пьесах (подлинно зарубежных или написанных нашими авторами на зарубежную тематику) практически возникло теперь новое амплуа для молодых и среднего возраста артисток. Это амплуа называется «инженю-проститю». Конечно, в справочниках по актерским тарифам и иных официальных документах такого термина вы не встретите, но на деле он в полном ходу.
Николай Акимов
(1901–1968)
На открытии осеннего сезона в Зоопарке
Систематически освещая на страницах нашего журнала зрелищные предприятия столицы, мы подошли к ответственной задаче — отразить работу Зоопарка в сезоне 1945/46 года.
Случайно зашедший к нам в редакцию театральный критик Д. Ковёрный-Никудышкин вызвался написать такую рецензию
Наши сомнения в степени его подготовленности в вопросах зоологии он рассеял убедительной ссылкой на то, что в театре он понимает не больше, однако не раз выступал с театральными статьями.
Подумав и вспомнив его статьи, мы вынуждены были с ним согласиться.
Рецензия была сотворена Ковёрным-Никудышкиным в точном соответствии с обычным методом написания им статей. Мы представляем ее на суд наших читателей.
Д. КОВЁРНЫЙ-НИКУДЫШКИН
Люди и звери
Сейчас, когда проблема живого человека поставлена перед нашим искусством во весь свой гигантский рост, наш массовый зритель с особенным удовлетворением встретил открытие Зоопарка, показавшего после длительной подготовки свой звериный лик.
Территория парка с трудом вместила всех желающих посетить открытие. Собравшиеся зрители оказали теплый прием матерым хищникам, выставленным в красивых гармоничных клетках под приветливой надписью: «Добро пожаловать!»
У клетки льва большое оживление. Невозможно удержаться от восхищения при виде этого зверя большой культуры. Героически звучит его рычание, восходящее к лучшим традициям классического театра.
Медленный поворот головы, увенчанной богатейшей гривой, — и мы встречаемся глазами. Он дружески смотрит на нас, что-то хочет сказать… но шум ребят отвлекает льва. «Потом… в другой обстановке», — как будто говорит он и медленно поворачивается к нам противоположной частью фигуры.
Мы переходим дальше. Совершенно непередаваемо впечатление от верной подруги льва — широкоизвестной львицы… Еле заметный трепет ее ресниц, прерывистые модуляции голоса, пластичные движения хвоста на глубокой психологической основе — вот у кого можно поучиться молодым кадрам Зоопарка!
Однако уже у соседней клетки нас поджидало досадное разочарование. Очевидно, дирекция Зоопарка в погоне за легким успехом у неприхотливого зрителя потеряла всякое чувство меры.
Представьте себе некую незадачливую лошадь с уродливо высокими передними ногами. Над этим высится шея, неоправданно вытянутая, нарушающая все законы реализма. Чтобы не быть голословными, отметим, что шея этого экспоната поднялась значительно выше расположенного рядом киоска с газированной водой. Комментарии излишни!
Этот, с позволения сказать, эксперимент вдобавок назойливо раскрашен пятнами. И все это трюкачество пытаются оправдать надписью «Жирафа».
Если зрители с негодованием отворачиваются от этого пережитка пустого развлекательства, то это только понятно.
Весьма спорным показался нам и слон. Размещение в нем двух хвостов — одного спереди, другого сзади — дезориентирует посетителей, особенно молодежь, которая затрудняется выявить лицо этого животного, теряясь в догадках, где у него перед, где — зад. Конечно, не слон в этом виноват. Маститое животное оказалось на поводу у той же дирекции. Но самое досадное было впереди.
Роль лошади в нашем сельском хозяйстве общеизвестна. Но где, в каком колхозе подметили горе-устроители парка полосатых лошадей?
Игривая надпись «Зебра» положения не спасает. Налицо полный отрыв от действительности. Зритель равнодушно проходит мимо.
Предельная серость — вот единственное определение для зайцев и кроликов.
И рядом ненужная роскошь. Пустая трата государственных средств. Мы говорим о страусе, которого почему-то понадобилось оформить целым ворохом дорогостоящих страусовых перьев. Как всегда в таких случаях, это излишество вызывает чувство досады. Неужели не ясно, что экономия выразительных средств приводит к усилению художественного впечатления?
Не лучше ли было ограничиться одним-двумя перьями на каждом животном? И, наряду с такими раздражающим «новшествами», в ряде случаев мы наблюдали старые штампы и полное
