— Нет, это вас размагнитит, постойте у занавеса, присмотритесь…

Слава ушел вниз, на манеж — проверять реквизит.

Андрей приблизился к окну. С набережной к цирку спешили люди, они поднимались от моста к главному входу, где сейчас по всей площади разлилась нарядная, живущая ожиданием чуда толпа.

— А ты губы мазать будешь? — спросил Леша. Он уже напудрил себе щеки и теперь походил на клоуна…

— Потом, нам же еще Штыря встречать…

Андрей распахнул халат, ласково, стараясь не рассыпать пудру, провел тампоном по щеке. В лучах заката костюм казался ему почти белым, хотя и был розовым. Превращения эти не знали границ: на манеже в лиловом блеске прожекторов костюм почему-то становился серебристым, как скафандр космонавта.

Внизу, в закулисной части, кипела суета, спешили в гардеробные артисты, хлопала дверь репетиционного зала, занавес был распахнут настежь: униформисты подвезли на тележке парадный ковер. Каждую его точку, ниточку Андрей выучил наизусть, когда икарийцы репетировали мизансцены, размечали синими кружками бумаги построение в промежутках между трюками.

Андрей прошел форганг, постоял у барьера, манеж манил его к себе властно, неотвратимо, в эту секунду казался совсем не страшным: волшебство, колдовскую силу дарили ему разноцветные прожекторы, которые теперь тихо ждали своей минуты, устремив отовсюду свои холодные глаза.

Почувствовав, как в груди стукнуло, обнаружив у себя сердце, Андрей снова бросился наверх на второй этаж, мимо подушек, которые Слава переставил совсем близко к форгангу… Пройдет еще полчаса, униформисты подхватят блестящие никелем постаменты, вынесут их на манеж и…

Наверху в коридорах, куда выходили гардеробные, дыхание спектакля чувствовалось меньше. В красном уголке работал телевизор, показывали футбол, в буфете, только что отделанном плитками под дерево, сидел Сичкин с Леонтьевой, гибкой тоненькой балериной, которая показывала на манеже собачек. Только вчера она была жгучей брюнеткой с длинной, как у цыганки, косой, а в жизни оказалась блондинкой, стриженой коротко, под мальчишку. Огромная черная точка, горевшая у нее на лбу, бесследно исчезла.

Заметив Андрея, Леонтьева улыбнулась, должно быть, Сичкин успел ей что-то объяснить. Сухо кивнув, Андрей проскочил к стойке. После разговора в гостинице Сичкин был ему неприятен, хотя на следующий день пытался подкатиться к икарийцам на репетиции, нахваливал номер, стреляя глазами на Андрея, видно пытаясь угадать, передал он вечерний разговор руководителю или нет…

— Андрюха, иди сюда! — Андрей оглянулся и обнаружил за столиком у окна, в углу, который не просматривался из коридора, Лешу. Перед ним стояла початая бутылка лимонада; пить перед работой Слава категорически запрещал.

— Опять пьешь?

— Я немного. У тебя рубль есть? Я хочу шоколадку купить, — Леша подскочил к стойке, где пирамидкой лежал шоколад.

— Я деньги в гостинице оставил.

— Допей тогда воду, я больше не хочу…

Леша повел Андрея к столу, выплеснув лимонад в стакан, отдал бутылку буфетчице, потом спросил:

— Как думаешь, зрители конфеты бросать будут?

— Жди больше…

— Вчера кидали, один мужик на барьер апельсин положил…

— Ты что, в работе подбирать будешь?

— А вдруг поймаю…

Андрей отхлебнул из стакана маленький глоток и вдруг снова увидел Сичкина. Фальшиво улыбаясь, он подсел к их столу:

— Ну что, волнуетесь?

— Нет, мы уже в Москве выступали, — Леша, не зная, в чем дело, нырнул в разговор.

— Да, Куприянов ваш Зайцева перещеголял, отличный номер. Сам придумал или увидел где?

— Где увидел, если нигде такого нет, все говорят, — отрезал Андрей.

— Мало ли? Может, за границей, в поездке увидел? — Сичкин хихикнул, что-то, быть может неутоленное честолюбие, мешало ему радоваться успеху другого честно и искренне.

— Пошли, надо Штыря провести, — схватив Лешу за руку, Андрей выскочил в коридор. Тот упирался, — видно, разговор с взрослым артистом ему льстил…

— Сходи один, я тут посижу…

— Пошли, ты Славу позовешь, если Штыря не пустят, — Андрей утащил Лешу вниз.

Штырь уже ждал на улице, прислонившись лбом к стеклянной стене; завидев Андрея, он шагнул к двери, но вахтер, выставив вперед руку, перекрыл ему проход.

— Кто такой?

— Это к нам, я Куприянов — «Икарийские игры», — Андрей назвался по афише.

— Звони директору, — вахтер — огромный дядька, комплекцией похожий на тяжеловеса-борца, показал на телефон.

— Пропустите, у него мать в больнице работает, артистов лечит, — взмолился Леша.

— А где вы его посадите? Мест нет.

— Он постоит в проходе, — почувствовав, что вахтер заколебался, Андрей втянул Штыря в цирк.

— Иди в фойе, а там в зал, — Андрей легонько подтолкнул Штыря влево.

— А вы меня проводите…

— Мы же в халатах…

Штырь, улыбнувшись, нырнул за занавес, отделявший фойе от закулисной части.

Представление близилось торжественно, неотвратимо, рядом за занавесом уже рокотал полный зал. Возле форганга построились для парада артисты, они улыбались мальчишкам сочувственно, осведомленно. Рядом на одной кнопочке висело авизо, листок бумаги, определявший на сегодня порядок номеров. Пятой строчкой в авизо были вписаны «Икарийские игры» — теперь о дебюте знали в цирке все…

— А колодки почему не надели, а ну-ка марш в гардеробную, — строго шепнул Слава.

Андрей кивнул, пулей пролетел через толпу артистов к лестнице, чтобы Слава не заметил, что на ногах у него вместо чешек — кеды.

Наверху теперь было тихо и пусто, футболисты гоняли по экрану мяч в полном одиночестве. Оставив в гардеробной халат, Андрей надел чешки, влез ими в деревянные с кожаным ремешком колодки и медленно пошел по коридору, не спеша передвигая ноги, как девушка, впервые вышедшая на улицу в туфлях на высоких каблуках.

Леша, как обычно, пробежал по коридору в чешках и, надев колодки только внизу, возле тренировочного манежа, оказался у форганга раньше. Тут уже не было ни души, в зале пропели фанфары, грянул оркестр.

Затаив дыхание, Андрей припал к щелке, в глаза, освещая манеж, ярко светили прожекторы; стеной поднимаясь к куполу, исчезал в полумраке переполненный зал.

Цирк ожил в рукоплесканиях, долго не отпускал артистов, которым по сценарию следовало исчезнуть в боковых проходах, а из конюшни, прогромыхав копытами по деревянному настилу, уже мчались на манеж всадники. Андрей с Лешей прижались к стене. Мимо мелькали лошади самых разных мастей: вороные, серые в яблоках, пегие, гнедые. В бешеном галопе они понеслись по цирковому кругу… Представление началось.

Номера сменяли друг друга, звучали негромкие команды инспектора манежа; артисты, суровые, точно парашютисты перед прыжком, готовились к выходу, с ослепительными улыбками выбегали в манеж, отработав, возвращались за кулисы усталые, но счастливые.

Все меньше и меньше оставалось в авизо неработавших номеров, из гардеробной спустились Слава и Коля. Андрей уже не испытывал страха, когда открывался занавес, выпуская на арену артистов. Душа пела от мысли, что через несколько минут он сможет узнать