– Очень хорошо, – ответил Кеннеди, – но это не поймает убийцу Берты Кертис и японца. Как вы думаете, где Кленденин?

– Я не знаю, но это, по крайней мере, дает мне свободу продолжать это дело. Что это за фотографии?

– Ну, – начал Кеннеди, вынимая увеличительное стекло из глаза и тщательно протирая его, – парижский специалист по преступности разработал систему идентификации револьверных пуль, которая очень похожа на систему доктора Бертильона для идентификации людей.

Он взял горсть сильно увеличенных фотографий.

– Это фотографии пуль, которые он мне прислал. Ствол каждого пистолета оставляет на пуле следы, которые всегда одинаковы для одного и того же ствола, но никогда не идентичны для двух разных стволов. На этих больших негативах каждая деталь проявляется очень отчетливо, и можно с абсолютной уверенностью решить, была ли данная пуля выпущена из данного револьвера. Теперь, используя тот же метод, я сделал аналогичные сильно увеличенные фотографии двух пуль, которые фигурировали до сих пор в этом случае. Пуля, убившая мисс Кертис, имеет те же отметины, что и пуля, убившая Ничи. – Он взял еще одну пачку фотографий. – Теперь, – продолжал он, – берясь за ударник винтовки или курок револьвера, вы можете этого не знать, но в каждом случае они разные. Даже среди одних и тех же марок они разные, и их можно обнаружить. Патрон в пистолете или револьвере поражается в точке, которая никогда не находится точно в центре или на краю, в зависимости от обстоятельств, но всегда одинакова для одного и того же оружия. Теперь конец курка при осмотре под микроскопом имеет определенные неровности маркировки, отличные от маркировки любого другого оружия, и на гильзе, выпущенной из него, запечатлены особые отметки этого курка, точно так же, как на бумаге разного типа. При создании микрофотографий ударных штифтов или молотков, с особым упором на закругленные концы, а также фотографий соответствующих закругленных углублений в выпущенных ими капсюлях, оказывается, что патроны, выпущенные каждой отдельной винтовкой или пистолетом, могут быть положительно идентифицированы. Вы увидите на краю фотографий, которые я сделал грубый набросок, привлекающий внимание к отметке в форме буквы "L", которая является главной характеристикой этого молотка, хотя есть и другие подробные отметки, которые хорошо видны под микроскопом, но не очень хорошо на фотографии. Вы заметите, что символы на ударнике на патроне поменялись местами таким же образом, как тип металла и символ, напечатанный на нем, поменялись местами по отношению друг к другу. Опять же, углубления на конце молотка становятся выпуклыми символами на картридже, а выпуклые символы на молотке становятся углублениями на картридже. Посмотрите на некоторые из этих старых фотографий, и вы увидите, что они отличаются от этого. У них нет знака "L". У некоторых есть круги, у других – совсем другая серия углублений и возвышенностей, набор символов, которые при рассмотрении и измерении под микроскопом совершенно отличаются от тех, что были в любом другом случае. Каждый из них уникален своими углублениями, линиями, кругами и неровностями. Законы случайности так же против того, чтобы две пули имели одинаковые отметины, как и против того, чтобы отпечатки больших пальцев двух людей были идентичными. Теория выстрела, которая использовалась в известном случае в штате Мэн, так же безошибочна, как и теория отпечатков пальцев. В этом случае, когда мы найдем владельца пистолета, делающего отметку "L", мы поймаем убийцу.

Я видел, что что-то творилось в голове О'Коннора.

– Все нормально, – вмешался он, – но вы знаете, что ни в том, ни в другом случае жертва не была застрелена. Они задохнулись.

– Я как раз к этому и шел, – ответил Крейг. – Вы помните странную отметину на носу этих пуль? Это были так называемые наркотические пули, изобретение питтсбургского ученого. Они обладают свойством убаюкивать своих жертв почти мгновенным сном. Небольшая царапина от этих пуль, вызывающих сон, – это все, что необходимо, как это было в случае с человеком, который шпионил за странными событиями на Стейтен-Айленде. Препарат, обычно морфий, переносится в крошечных лунках на крышке пули, всасывается организмом и действует почти мгновенно.

Дверь распахнулась, и в комнату взволнованно вошел Уокер Кертис. Он, казалось, удивился, увидев нас всех здесь, поколебался, затем жестом показал Кеннеди, что хочет его видеть. Несколько мгновений они разговаривали, и, наконец, я уловил замечание Кеннеди:

– Но, мистер Кертис, я должен это сделать. Это единственный выход.

Кертис покорно кивнул, и Кеннеди повернулся к нам.

– Джентльмены, – сказал он, – мистер Кертис, просматривая вещи своей сестры, нашел записку от Кленденина, в которой упоминается еще один опиумный притон в Чайнатауне. Он хотел, чтобы я провел расследование в частном порядке, но я сказал ему, что это невозможно.

При упоминании о притоне в районе, за который он отвечал, О'Коннор навострил уши.

– Где это? – потребовал он.

Кертис упомянул номер на Довер-стрит.

– Ресторан "Амой", – воскликнул О'Коннор, хватая телефонную трубку. Мгновение спустя он договаривался с капитаном в участке на Элизабет-стрит о выдаче ордеров на немедленный рейд.

Наркотический трест

Когда мы поспешили в Чайнатаун в Чатем-сквер, мы увидели, что район отмечал свои праздники длинными веревками из петард, и пировал под тростниковые аккорды из труб своих самых известных музыкантов, и был весел от свисания множества солнечных бликов, красных с восемнадцатилучевым белым солнцем в голубом союзе. И новое перемирие банд, и годовщина были более чем поводом для радости.

Как бы поспешно это ни было, налет на заведение Хеп Синга был тщательно подготовлен О'Коннором. Дом, который мы искали, был одним из старейших в трущобах, с безвкусным рестораном на втором этаже, антикварным магазином на уровне улицы, в то время как в подвале все, что было видно, – это огромная и аккуратная куча чайных ящиков. За мгновение до этого окна домов над рестораном были полны людей. Все исчезло еще до того, как топоры начали работать на двери подвала, которая выглядела как кладовая для магазина наверху.

Хлипкая наружная дверь быстро опустилась. Но это была всего лишь штора. Налетчиков встретила еще одна дверь. Топоры с шумом взмахнули, и ломы разорвали укрепленную, обшитую железом дверь "ледяного ящика" внутри. После того, как они сломали его, им пришлось пробиваться через другой точно такой же. Толстые двери и нагроможденные чайные сундуки показывали, почему снаружи никогда не было слышно звуков азартных игр и других занятий.

Отодвинув занавеску, мы оказались в главной комнате. Сцена была