— Хорошо.

— Ну и прекрасно. Позже поговорим, — Харпер еще раз улыбнулась мне на прощание, встала из-за стола и ушла на кухню.

Чувствуя себя не очень хорошо и не понимая причины этой слабости, я оставила на столе чаевые для официанта, взяла сумочку и вышла из кабинки, не глядя на Калеба. Я должна была пройти мимо него, поэтому решила отложить этот момент, заглянув в дамскую комнату, которая находилась в глубине ресторана в полуосвещенном коридоре с кирпичными стенами.

Я мыла руки и рассматривала свое отражение в зеркале. Немного бледна. Под глазами начинают проявляться темные круги от недосыпа. Но самое грустное, что Харпер была права — в моих глазах была тоска.

Я отвернулась, расстроенная тем, что не могу ее скрыть. Неужели Калеб этого не замечает? Или ему просто все равно? Да и с чего бы ему заботиться о моих чувствах? Об этом речи между нами не было никогда.

С моих губ слетел прерывистый вздох, так как решение было принято. Для этого я и хотела поговорить с Харпер — я знала, что она не будет мне врать. И она посоветовала мне правильные вещи, хотя это шло вразрез с ее характером и личными убеждениями.

Позже я позвоню Калебу и сообщу, что наши отношения (какими бы они ни были) можно считать официально законченными.

Патрис поймет, что я слишком занята, чтобы развлекать их гостя.

Я процокала каблуками по плиткам пустого туалета и с трудом толкнула тяжелую дверь… В коридоре, прислонясь к стене, стоял Калеб.

Я сделала еще шаг, и дверь захлопнулась за моей спиной. Посмотрев по сторонам, я увидела, что мы одни. Я медленно перевела глаза на него, и в моем животе что-то невольно шевельнулось при виде его голодного взгляда.

— Привет.

Он оттолкнулся от стены, сделал шаг и прижал меня к двери туалета, заперев в кольце рук, которыми уперся в дверь.

— Какие-то проблемы, Эва?

Пораженная, я покачала головой:

— Вовсе нет.

— Не ври, — я чувствовала его горячее дыхание на своих губах.

— А тебе какое дело? — спросила я раздраженно.

— Переживаешь из-за вчерашней ночи? Она не укладывается у тебя в голове? — он нежно погладил подушечками больших пальцев мои виски.

Я дернула головой, отбросив его руки:

— Ничего подобного.

Не ври.

Он разочарованно вздохнул и опустил руки, но не двинулся с места. Вместо этого он внимательно, даже с любопытством, изучал мое лицо.

— Харпер не похожа на девушку, которая могла бы быть твоей лучшей подругой.

Я напряглась и немедленно встала на защиту Харпер:

— Что ты имеешь в виду?

Он пожал плечами:

— Она панк с пирсингом. Открытая. А ты… — он смерил меня взглядом с ног до головы, — консервативная, высокомерная и замкнутая.

Я решила, что незачем ждать, чтобы сообщить ему мое решение, но сначала…

— Харпер умная, целеустремленная, верная, заботливая и добрая. Что касается меня, то у меня много недостатков, о которых я прекрасно осведомлена, но надеюсь, что именно наши хорошие качества делают нас подругами. Даже не подругами — родными людьми. Мы семья. И я вовсе не чувствую себя обязанной объяснять тебе что-либо.

Я выпалила эту гневную тираду, открыто признав, наконец, какую боль и обиду вызывают во мне его поверхностные суждения.

— Я вообще тебе ничего не должна. И с меня хватит.

Калеб поднял бровь:

— Это ты о нас?

— Да, о нас.

— Но это просто секс, детка. Я все время это тебе твержу.

— Нет, — я покачала головой. — Это секс с мужчиной, который заставляет меня чувствовать себя ничтожеством каждый раз, когда открывает рот. Не знаю, что уж ты во мне так презираешь, но это убивает во мне всякое желание.

Я попыталась пройти, но он крепко удержал меня за руку выше локтя.

— Пусти.

— А как насчет тебя? — мрачно спросил он. — Сколько раз ты говорила, что я тебе не нравлюсь, что ты меня даже ненавидишь? Что ты вообще знаешь обо мне, чтобы судить и делать выводы о том, стою я твоей симпатии или не стою?

Я напряглась. Потом опустила плечи.

Он был абсолютно прав.

Его хватка на моей руке ослабла.

— Ты прав, — прошептала я, уставясь ему в грудь и не находя смелости взглянуть в глаза.

— Эва!

Тон, которым он это сказал, ободрил меня, и я подняла глаза. Выражение его лица смягчилось, и в глазах светилась теплота:

— Это должно было быть весело.

Я улыбнулась:

— Иногда так и было.

— Тогда, — улыбнулся он в ответ, — почему бы нам не договориться, что мы не знаем друг друга достаточно хорошо, чтобы судить? Я больше не буду говорить о тебе ничего обидного, а ты перестанешь твердить, что я тебе не нравлюсь.

Я недоверчиво уточнила:

— Ты все равно хочешь, чтобы мы встречались, пока ты в Бостоне? Не проще ли снять женщину в баре?

Он прищурился:

— А ты правда думаешь, что это одно и то же?

Я перестала дышать.

Он почувствовал это и рассмеялся:

— Нам обоим тяжело признать это, но никто в постели не сделает нам того, что мы делаем друг другу, не так ли? Я буду здесь еще несколько дней, потом вернусь в Шотландию. Так почему бы нам не использовать эту возможность и просто быть друг для друга тем, кто мы есть, Эва? Потом, оглядываясь назад, ты вспомнишь грубого шотландца, который заставлял тебя стонать от наслаждения, а я вспомню красавицу-американку, с которой у меня был лучший в жизни секс.

Удивление и радость оттого, что он все-таки признал это, отразились на моем лице, но он понял это по-другому:

— Что, хочешь сказать, что с кем-то в постели тебе было лучше?

Раньше я восприняла бы эти слова как очередное доказательство его немыслимой самоуверенности, но теперь я знала, что он имеет в виду: у нас был невероятно, запредельно потрясающий секс, и мы оба это понимали. И все же я слегка смутилась.

— Ну, мне особо не с чем сравнивать.

Раздражение мелькнуло в его глазах, и он отступил на шаг.

— Нет, правда, я не вру, — поспешила я успокоить его. — Я… До тебя у меня был только один мужчина.

Он открыл рот:

— Не может быть!

Я покраснела и тут же пожалела о своей откровенности:

— Но это так.

— Ты говорила мне, что у тебя был отличный секс.

— Он и был отличным.

— Но у нас лучше.