Шрифт:
Закладка:
— Я счастлив, — заговорил Рэтяну, быстро оборачиваясь к Франчиске, — я счастлив, что вы приняли мое приглашение. — Тут он обратился к Килиану и заговорил более сдержанно и сухо: — Благодарю вас, что вы поднялись ко мне в этот столь поздний час. Благодарю вас и заверяю, что вы не ошиблись. Я действительно хотел, чтобы вы зашли сюда пусть на несколько минут, выразив тем самым свою благосклонность, поскольку я должен попросить у вас прощения, чего в силу предосудительной слабости или ложной гордости я не решился сделать в буфете или на улице. Так вот, — продолжал Рэтяну, и на лице его вновь мелькнула слабая улыбка, — я должен поблагодарить вас за то, что вы пришли ко мне, потому что таким образом вы даете мне возможность исправить ошибку, совершенную мной, даете мне возможность вновь вернуться к тому унижению, которое на мгновение я испытал. На мгновение, — добавил он, поворачиваясь к Франчиске с закрытыми глазами, — но зато очень глубоко!
Килиан медленно опустил голову и улыбнулся: вежливость Рэтяну принимала такие гипертрофированные формы, что превращалась в унижение и самобичевание. По лицу Рэтяну пробежала тень досады и пренебрежения, потому что он действительно говорил искренне. Франчиска, напряженная, как тетива лука, продолжала стоять, опираясь о кресло. Рэтяну чувствовал это напряжение, потому и не решался взглянуть на нее, но где-то в глубине сердца он ощутил Франчиску такой близкой, словно к ней вела прямая узкая тропинка, в конце которой она ждет его, прекрасная, как Диана.
— Мне кажется, вы преувеличиваете, — дружески обратился Килиан к Рэтяну. — Вы передо мной ни в чем не погрешили. Вы очень любезны.
— Нет, нет! — отрицал тот, и даже Франчиска, видя, что Килиан не понимает Рэтяну, сделала нетерпеливый жест. — Вы меня неправильно поняли! Возможно, я неясно, слишком напыщенно выражался, но я говорил чистую правду. Я просил вас извинить меня, хотя я очень гордый. Я жестоко ошибся, и вот почему. Послушайте меня несколько минут. Разрешите мне все объяснить, потому что это действительно довольно сложно. Хотя, — добавил он, — мне кажется, что барышня догадывается, в чем дело. Она сразу же поняла, поэтому первое извинение я принес там же, на месте; вы же, будет справедливо признать, поняли, вероятно, не до конца, поскольку все произошло так быстро и незаметно, что вы не имели даже возможности…
Рэтяну несколько раз торопливо прошелся по комнате, смущенно и вежливо посмеиваясь тем же самым металлическим смешком, который они слышали и в ресторане.
— Так вот о чем идет речь. — Рэтяну остановился перед Килианом и вздернул брови, что придавало его лицу выражение трагической маски. — Речь идет об очень простой, возможно, несколько неожиданной, но фактически незначительной вещи. Барышня Франчиска уже объяснила все, что произошло. Итак, коротко! Как между мужчинами! Как только вы вошли, а особенно, когда вы сели за мой столик, я тут же обратил внимание на барышню. В этом нет ничего удивительного, поскольку барышня достойна большего, чем мое банальное внимание. Из уважения к ней и к вам я не могу себе позволить говорить о ее качествах, которые совершенно исключительны. А вы должны знать, что я известен как человек весьма скупой на похвалы, как человек скорее мрачный и подозрительный. Вот так! Вы можете спросить себя, — торопливо, порою туманно продолжал Рэтяну, словно его тревожила доброжелательность Килиана и неподвижность Франчиски, — почему я придаю такое значение столь ничтожному факту. А вот почему: после того как вы сели за мой столик, я несколько раз смотрел на барышню так, как смотрят мужчины на женщину, которая им нравится. Я знаю, что я намного старше ее, иначе бы я не выдал себя столь откровенно, не задержался бы столь долго, а ушел бы через каких-нибудь полчаса. С другой стороны, как я уже сказал, все это не имеет никакого значения… хотя мне уже пятьдесят два года, а барышне что-то около двадцати, я вовсе не лицемер и не фарисей, чтобы отвергать действительность, то есть тот факт, что мужчине моего возраста может нравиться, больше того, он может полюбить девушку, которая гораздо моложе его, которая даже годится ему в дочери, как это говорится во многих романах. В этом нет никакого извращения, извращенным и ущербными выглядят те, кто отрицает это. Наконец, я тут ничего не хочу прибавить, мы все здесь интеллигентные люди, но я хочу подчеркнуть, что не это заставляет меня извиняться перед вами, не эти предательские взгляды, которые барышня Франчиска сумела заметить, хотя и не смогла правильно понять моей реакции. Это нисколько не противоречит моему предыдущему утверждению о необыкновенных достоинствах, какими она наделена. Прошу вас, извините меня! — И Рэтяну, прижимая правую руку к груди и закрывая глаза, вновь торжественно поклонился Франчиске, которая продолжала оставаться неподвижной, напряженно вглядываясь куда-то в пространство. Килиан очень серьезно и внимательно следил за Рэтяну.
Рэтяну вновь исчез за занавеской и появился с коробкой, в которой лежал один-единственный кусок торта, и предложил его Франчиске.
— Прошу вас, не отказывайтесь! — обратился он к ней с улыбкой. — Примите в знак моей самой чистой симпатии! Прошу вас, — настаивал он, видя, что Франчиска продолжает оставаться неподвижной. — Я пойму это как доказательство того, что вы не воспримете во зло все мои слова о несколько несовместимых, действительно немного эксцентрических вещах, однако абсолютно необходимых в моем стремлении не оставить в вашей памяти хотя бы малейшего пятнышка! Прошу вас!
Франчиска вежливо улыбнулась и взяла торт. Рэтяну же смущенно принялся объяснять Килиану:
— К сожалению, все, что осталось. Перед моим выходом из дома у меня в гостях была племянница с дочкой. Девочка так любит торт, что я купил внизу, в кафе, и вот остался единственный кусок. Сам же я
