интереснейшими людьми – Альтшуллером и Трусовым. Перед отъездом он написал «Поэму об АРИЗе» и подарил ее Генриху Сауловичу. Тому она очень понравилась, и он активно цитировал строчки на заключительном банкете. По возвращении в Челябинск Игорь тепло благодарил их председателя ВОИР за прекрасную поездку.

Профессор часто бывал в командировках, и многие мероприятия ложились на хрупкие плечи Даны. Выручали, как водится, бабушки и дедушки.

Игорь стригся у одной милой стройной девушки Веры в парикмахерской в центре города. Но красивое лицо Веры было покрыто оспенными следами, что заставляло ее страдать и думать, что ее никто не полюбит. Утешение Вера решила найти в профессиональной деятельности и начала активно участвовать в разнообразных конкурсах и соревнованиях. В качестве модели она решила взять профессора, у которого были волосы, хорошо поддающиеся парикмахерскому процессу. Игорь пожалел девушку и согласился. Как говорится, ни одно доброе дело не остается безнаказанным. Профессор попал в парикмахерскую орбиту более чем на десять лет – ему было уже за тридцать, он заведовал лабораторией и был кандидатом наук, но продолжал ездить на соревнования в Союзе и даже в соцстраны под нажимом руководства комбината бытового обслуживания, призывающего директора института, где работал профессор, защитить честь города Челябинска. Иногда к этому нажиму подключался и райком партии. Вера уже завоевала все возможные титулы и звания и вышла замуж за парикмахера Сережу, которому и подарила профессора, как римский патриций дарил искусного раба своей жене или любовнице. Только когда Сережа догнал свою жену по количеству наград и призов, Игорь стал «вольноотпущенником». Зато он стригся каждые десять дней, как английские лорды, у которых дурным тоном считалось визуальное свидетельство какой-либо стрижки – они всегда были одинаково пострижены.

Сильно донимал советский дефицит. В свободной продаже в Челябинске практически не было ничего: ни нормальных продуктов питания, ни приличных алкогольных напитков, ни хорошей мебели, ни совершенных бытовых приборов, ни хорошей одежды и обуви. Всё приходилось «доставать», на это тратилась масса сил, времени и денег. Многие вещи приходилось доставать через спекулянтов и переплачивать. «Доставание» было важнейшим компонентом советского быта и занимало важное место в жизни каждого гражданина и каждой семьи. Семейство Гольдов не могло, конечно, сравниться с «избранным» кругом, в который, помимо работников партийных органов и высших хозяйственных руководителей, входили директора и продавцы магазинов, парикмахеры, некоторые врачи и работники гостиниц. Однако в сравнении с обычными гражданами они имели маленькие преимущества, заключающиеся в том, что у них была машина и что Игорь часто летал по всей стране, включая места, где дефицит кое-какой водился: Москву, Прибалтику, Дальний Восток, Среднюю Азию. Соученица по музучилищу и подружка Даны жила в «Челябинске-40» (город Озёрск) с мужем, работавшим на объединении «Маяк»[14].

Пару раз в году она посылала Гольдам пропуск для посещения Озёрска. Ясное дело, в озерских магазинах всё было. Гольды нагружали машину до отказа: ящики с болгарским вином, армянский и дагестанский коньяк, мясо, сыр, болгарское детское питание, нейлоновые рубашки, обувь, ковры и пр. Однажды произошел забавный случай – в километрах двадцати пяти от Озёрска они догнали грузовик, нагруженный явно импортной мебелью. Игорь обогнал грузовик и посигналил водителю. Оказалось, что местные жители везут слегка подержанный финский мебельный гарнитур-кабинет в комиссионный магазин в Челябинск. Профессор с Даной быстро залезли в кузов, осмотрели гарнитур, договорились с хозяином о цене и направили машину к себе домой. Для гарантии Дана села в грузовик с шофером, а хозяина мебели Игорь взял к себе в машину. Таким образом, семья стала обладателем прекрасного финского гарнитура для кабинета, который им даже не снился. Пределом мечтаний советских граждан в то время была югославская, а далее немецкая или чешская мебель. За роскошным финским письменным столом Игорь написал докторскую диссертацию.

В московских учреждениях тогда процветал жанр «заказов»: примерно раз в две недели среди сотрудников распределялось некоторое количество продуктовых наборов, содержащих непортящиеся продукты: шпроты, сухие колбасы, гречку и пр. Когда профессор приезжал в головной институт в Москве, сотрудники, близко знающие Игоря и осведомленные о состоянии дел в Челябинске, часто наперебой предлагали ему лишние «заказы». Самолет, улетающий из Домодедово в Челябинск, выглядел как продуктовый грузовик – на всех полках лежали сетки и сумки с продовольствием. Происходили и курьезные случаи. Однажды профессор вез домой двух замороженных венгерских кур и встретил в аэропорту Домодедово своего близкого приятеля Гену Рымбаева – начальника цеха на одном военном заводе, который вез точно таких же кур. Обычно куры за рейс не успевали разморозиться, но тут объявили задержку рейса почти на двенадцать часов. Попытки договориться насчет холодильника в одном из буфетов успехом не увенчались, и приятели решили закопать кур в снег в газоне возле домодедовского аэровокзала, благо была зима. Утром объявили посадку, и приятели выскочили на улицу за курами. Не тут-то было, ночью шел сильный снег, кур засыпало, и найти их было невозможно.

Однажды на Дальнем Востоке коллеги подарили профессору здоровенную – метра два с половиной – только что пойманную рыбу, с каким-то мудреным названием. Они уверили его, что рыба выпотрошена, слегка просолена и дома только надо будет повесить ее на балконе вялиться. Рыбу упаковали в длинный сверток, и в самолете профессор затолкал его под сиденья, причем рыба заняла все три сиденья в ряду. Полет шел из Хабаровска, и где-то в районе Новосибирска спящий без обуви профессор почувствовал, что ноги стоят в луже – из рыбы вытек рассол. Начали просыпаться соседи, позвали стюардессу. Она отнеслась к проблеме либерально, воду откачали с помощью тряпок, и рыбу положили на место. После того как Дана с трудом повесила рыбу на балкон вялиться (рыба была ровно в два раза больше ее), в ней завелись черви и рыбу пришлось выбросить.

Всю советскую жизнь профессор возил из командировок продукты питания и вещи. Под Челябинском было много шахт с соответствующими поселками, в магазинах этих поселков часто бывали японские вещи – например, профессор купил себе там японский кримпленовый костюм, Дане – костюм из джерси и т. д.

Иногда на Челябинск снисходила благодать – так, однажды ранней весной пришел то ли поезд, то ли вагон с финской одеждой. Ввиду гигантского спроса и одновременного завоза такого большого количества товара, торговля была организована оригинальным образом. В городе на улицах было установлено несколько десятков прилавков, цены на все изделия были установлены только круглые, сдачу продавец не давал. Покупатель отдавал продавцу деньги, забирал товар и тут же уходил. Если вещь ему подходила, то он уже не возвращался, если